… Гул высоковольтных проводов возник откуда-то из кромешной тьмы, и вместе с гулом вдали появилось маленькое поблескивающее пятно. Гул становился все громче, пробираясь под кожу, вызывая болезненный зуд где-то там — в глубине сознания. И каждая клетка мозга, впадая в резонанс с этим всепоглощающим гулом, казалось, жила своей жизнью. Вместе с Гулом увеличивалось и Светлое Пятно. Оно становилось все больше и больше, сверкало все сильнее и сильнее. И в конце, приблизившись вплотную друг к другу, Гул и Пятно слились в одно вибрирующее Нечто, и это Нечто оглушительно взорвалось ослепительно-возбуждающим грандиозным фейерверком в мозгу и в паху. От этого «взрыва» его веки дрогнули.
— Алексей… открой глаза. Ты меня слышишь? …
Божественный голос откуда-то сверху, из Вселенской Доброты…
Теперь ощущения изменились. Гул исчез. Вспышка ушла в небытие. Исчезло возбуждение…
Наступило СЧАСТЬЕ… ровное, комфортное, убаюкивающее…
И этот голос! … Божественный! Искренний! Глубокий! …
Захотелось открыть глаза… Увидеть ЕГО — ДРУГА! БРАТА! Того единственного, кому надо открыться без остатка! … И он медленно приподнял веки…
На него смотрели глаза. Именно такие, которые должен иметь обладатель этого родного голоса. Добрые глаза Святого, чье лицо светилось необычайной добротой. Он ощутил легкость! … И улыбнулся счастливой улыбкой:
— …Слышу… Да… — счастливо и завороженно прошептал он, глядя прямо перед собой расширенными зрачками.
Никогда в жизни он не чувствовал себя так хорошо… До сегодняшнего дня он считал себя атеистом, но сейчас, глядя в эти глаза, полные божественной любви и искренности — понял, что ошибался. Он понял, как давно хотел все рассказать именно ЕМУ! Он понял, как близок к очищению! Он расскажет все, и его поймут! …
— Алексей, как себя чувствуешь? — голос прошелестел, как весенний теплый дождь, как крылья тысяч бабочек, которых он случайно вспугнул на лугу в детстве, на даче у бабушки. Стало тепло на душе, как будто вернулся в далекое прошлое, домой к маме… как хорошо…
— Прекрасно чувствую, — прошептал он счастливо.
— А как сейчас себя чувствуешь? — детали вокруг стали четче. Голос стал звучать чуть громче, но от этого не менее искренне и проникновенней.
— Очень хорошо! … А ты как?..
Лицо растянулось в доброй, искренней улыбке:
— Я тоже хорошо. Давай поговорим…
— Конечно! Я хочу поговорить! Поговори со мной… пожалуйста…
— В здании, кроме охраны, есть еще кто-нибудь?
— Нет… когда мы встречаемся с Викой… никого нет… — блаженно улыбаясь, с простоватой хитрецой мальчугана на лице, ответил он.
Это прекрасное лицо то расплывалось, то опять становилось четче. Ощущения менялись, то фокусируясь, то опять чуть теряясь в дымке, но чувство тепла и уюта не исчезало…
— Алексей, расскажи в котором часу встреча с генералом? Ты слышишь меня? …
Он слышал все! … И, конечно, он должен рассказать и ответить на все вопросы. А кому же еще, как не самому близкому человеку!?…
Он рассказал про время встречи, про то, как и при каких обстоятельствах они встречаются, про телефон с единственным номером в памяти, который находится у него в кармане, и как его использовать. Он рассказал, где генерал хранит свое табельное оружие, и про Федора, водителя, которого он отпустил помыть машину на мойке у армян…
Господи, какое блаженство он испытал, когда говорил! Он как будто очищался! Он не хотел останавливаться, чтобы собеседник вдруг не отвернулся от него и не перестал его слушать…
— Алексей, когда сменяются наблюдатели в мониторной комнате?
— Каждые восемь часов, — счастливо улыбаясь, ответил он.
— Когда тебя ожидает Федор?
— Где-то через полтора часа…
— Конкретнее, Алексей. Скажи время… — настаивал прекрасный голос.
— Обычно к 17.00 я выхожу…
Он услышал, а может ему послышалось, отдаляющееся «Отлично». Он хотел рассказать еще многое о своем детстве на берегу Клязьмы, о своей первой любви, которую так и не смог забыть, о том, как до омерзения боится пауков… рассказать одну веселую, и одновременно постыдную, историю, о которой знают только в архивах «конторы», как ему пришлось с целью вербовки стать геем, работая в вашингтонской резиденции… Но его накрыла глубокая темнота, и постепенно пульсация желаний затихла…