Я в прострации наблюдал на мониторе за схваткой Степана с полковником. Когда тело Кравцова обмякло и упало на пол, старик поднес палец к уху, и у меня в голове раздался его голос:
— Запри входную дверь на замок, оставь в мониторной все, как есть и приходи сюда.
Я послушно вышел в коридор, запер входную дверь на два щелчка и подошел к двери номера, где, я был уверен, меня ожидают новые ужасы. Мой мозг, как замороженный, не способен был больше эмоционально реагировать на происходящее, и я просто отстраненно фиксировал череду событий, молча и тупо выполняя приказы, звучащие в моей голове из наушника.
Когда я вошел в номер, тело полковника уже лежало на кровати, и на локтевом сгибе старик заканчивал устанавливать пластиковый катетер с синим колпачком. Под рукой Кравцова валялась уже не нужная силиконовая трубочка, использованная, по-видимому, в качестве жгута. В комнате остро воняло какой-то химией.
— Это запах Хлорэтила, — не отвлекаясь от работы, сказал старик, реагируя, наверное, на звук моего судорожного вдоха. — Скоро станет слабее. Возьми тряпку, там на полу и выбрось в другую комнату. Любую комнату… здесь никого не должно быть. Я молча взял остро пахнущую тряпку и вышел из номера, стараясь не смотреть на кровать.
Когда я вернулся, старик со шприцом в руках, наполненным белым содержимым, мило беседовал с полковником. Время от времени он вводил шприцом препарат через катетер и продолжал тихим, вкрадчивым и доброжелательным голосом задавать вопросы. Кравцов лежал на кровати с выражением абсолютного блаженства на лице. Его мутный взгляд выражал восторг, умиление и какое-то по-детски щенячье восхищение своим собеседником.
«… к 17.00 я выхожу…» … голос полковника звучал совершенно счастливо и как-то заискивающе.
«Отлично». Старик произнес это слово, как будто поставил точку. Он взял заполненный шприц и полностью ввел его содержимое в вену. Новая волна ужаса начала подниматься во мне. Я не хотел видеть продолжение этого «представления», но парализованный зрелищем, не мог отвести взгляд.
За первым шприцем последовал второй, за вторым третий. Коробка с ампулами была полностью опустошена. Кравцов перестал дышать, и вместе с наступившей синюшностью, его счастливая улыбка превратилась в жуткую гримасу. Глаза остекленели, голова безвольно запрокинулась.
Ноги мои стали ватными, и я понял, что если не сяду в кресло, то потеряю сознание. Старик повернулся ко мне:
— Вставай. Вставай быстро!
Я безвольно мотнул головой. Этот престарелый ангел смерти, так равнодушно по-деловому раздающий небытие, внушал мне не меньший ужас, чем все остальное, происходившее со мной в последнее время.
Старик повернулся к столику с напитками, стоящему в центре номера. Подошел к нему, взял бутылку «Макаллана», налил почти полный бокал и протянул мне.
— Быстро выпей. Мы теряем время. Ты не опьянеешь. Адреналин не позволит. Пей до дна… Просто собьет панику, и ты успокоишься.
Он произнес это голосом доктора, прописывающего лекарство.
Я взял из его рук бокал. И, не ощущая ни вкуса, ни запаха, просто осушил его одним судорожным глотком. Волна тепла прокатилась сверху вниз.
Старик подошел ко мне и потянул за плечи. Я привстал, с безотчетным ужасом следя за его руками.
— За мной. В комнату слежения.
Пока я медленно вставал, он быстро собрал в барсетку пустые ампулы и шприцы, провел тряпкой, смоченной спиртом по каким-то, только ему ведомым поверхностям, открыл дверь и нетерпеливо посмотрел на меня. Мы вышли из номера, который так успешно Степан превратил в склеп для двоих.
В комнате наблюдения ничего не изменилось. Старик в первую очередь подошел к мониторам, щелкнул тумблерами, настраивая камеры на слежение за периметром здания. Затем достал кейс с пластитом, положил его на стол перед собой и раскрыл. Взглянул на свои дешевые ручные часы и начал настраивать часовой механизм бомбы, утопленный во взрывчатку, на конкретное время.
— Наблюдай за входным монитором. Как увидишь подъезжающую черную «Ауди» — дай знать. После нашего ухода здесь взрывом разнесет все носители. Так что и стирать ничего не придется.