Джо добрел до своей квартиры. Позвонил в полицейский департамент, представился, рассказал о происшедшем дежурному по участку и поспешно бросил трубку телефона. Потом положил палец Джаспера в холодильник, принял душ, обработал рану на голове йодинолем и забрался в постель. «Остальным пусть займется полиция», — была его последняя мысль, и сон, под аккомпанемент зудящей головной боли, навалился на него беспредельной усталостью.
Тяжелые удары в дверь вывели Джо из оцепенения. Он медленно приходил в себя, и с каждым новым ударом порция сна улетучивалась из него, а реальность вместе с головной болью властно замещали уходящий сон. Джо еще некоторое время полежал с открытыми глазами, уставясь на дверь, вздрагивающую под ударами, потом, поморщившись, не спеша, встал и пошел открывать.
Дверь резко распахнулась и в проеме на Джо уставились багровый и запыхавшийся Рэм Кемперфилд и Стив О’Келли — как раз те, с кем ему меньше всего хотелось встречаться в ближайшие два-три часа. Оба стояли молча, выкатив глаза.
— Ну, чего стоите? Заходите, раз уж пришли, не выгонять же вас. — недовольно пробурчал Стравински и прошлепал в домашних тапочках к бару. Налил себе изрядную порцию кальвадоса и сделал большой глоток, удовлетворенно зажмурившись. Жгучая влага приятным теплом растеклась по телу, проясняя мысли. Затем, развалившись в кресле и раскурив сигару, более дружелюбно посмотрел на своих гостей.
Рэм готов был взорваться от переполнявших его противоречивых чувств. Весь багровый от возбуждения, он быстро подошел к бару и без особых церемоний, даже не посмотрев на этикетку, плеснул себе кальвадоса в первый попавшийся стакан. Устроился прямо на постели и, сделав глоток, поперхнулся. Первым, что пришло в голову Джо, была мысль: «А Рэм уже не тот. Парень растолстел». Стив держал себя гораздо сдержаннее. Он просто прислонился к подоконнику, и на его худощавом скуластом лице ожившей мумии не читалось абсолютно никаких эмоций, и только в глазах застыл немой вопрос. Все-таки первым решил начать Джо:
— Стив, открой холодильник. На нижней полке, на блюдце, лежит палец. Отнеси его на экспертизу, и пусть уточнят его принадлежность.
Теперь, когда этот невозмутимый молокосос стоял перед ним с обглоданным пальцем на блюдце, Джо с удовлетворением смотрел, как омерзение с удивлением напополам перекосили его заформалиненные черты. На Рэма он не смотрел — лицо того можно было просто представить.
— Так вот, Стив, — стараясь скрыть удовлетворение от произведенного эффекта, как можно равнодушнее, продолжал он. — Сделай это поскорее. Я позже зайду и узнаю результаты.
Стив посмотрел на Рэма, — тот кивнул, и О’Келли убрался с блюдцем, как нашкодивший официант.
— Ладно, Джо, — судя по всему Рэм пришел в себя, он уже не дышал, как загнанная лошадь. — Теперь объясни мне, что все это значит, и что ты думаешь по этому поводу.
— Ничего. — Рэма это несколько озадачило, но после паузы Стравински продолжил. — Я еще ничего не думаю, Рэм. То ли старина Джас кому-то сильно напакостил, то ли его с кем-то перепутали. А связи с моим делом я не вижу, так что разбираться с этим придется твоим парням.
Джо сделал большой глоток, с наслаждением затянулся сигаретой и, кутаясь в дыму, продолжал.
— А вообще, старик, я тебе сообщу кое-какие догадки после беседы с медиками. Этот пальчик должен кое-что прояснить. Время покажет. Теперь дай мне поспать. Я все тебе представлю в письменном виде. Я очень устал … шеф.
— Понимаешь, Джонни, — папаша Роджерс потешно сморщил нос. — Пальчик-то начисто снесен, по-видимому, небольшим тесаком.
Теперь палец нищего лежал в аккуратном целлофановом пакете с номерком, в одном ряду с чьим-то ухом. А судмедэксперт Роджерс Буш, больше напоминающий в своем белом халате Санта Клауса, как добрую сказку для малышей рассказывал прижизненное приключение злосчастного пальца.
Стравински долго держался и внимательно слушал медика. А Роджерс, как назло, рассказывал и рассказывал, стоя спиной к витражным стеклам прозекторской. В морге на Джо действовал даже шум журчащей воды. Вдруг до него докатился особенно тошнотворный, кисло-гнилостный запах. Инстинктивно Стравински заглянул за спину пожилого врача. Двое верзил в резиновых фартуках и сапогах потрошили какого-то парня. То ли, что-то повредили они, то ли у покойника что-то разорвалось, но из вынутых кишок медленно-тягуче вытекла буро-зеленая вся в пузырьках жидкость. Тяжелый ком подкатил к горлу полицейского, и живот, угрожающе урча, вдруг дал знать о себе болезненными спазмами.