Землеройки были очень прожорливы. Когда одному зверьку пустили мышь, он, вдвое меньше мыши, молниеносно задушил ее, а к вечеру от мыши осталась только шкурка. Землеройки ели все: дождевых червей, кузнечиков, стрекоз, жуков, — и Кузьма всегда удивлялся их прожорливости.
— Не дохнут? — потирая руки, шутил он над Ваней. — Видно, и эту зиму придется печи топить дровами. Нет газу-то?
Кузьму интересовали землеройки… Очень уж любопытно нападают на корм — моргнуть не успеешь! Кузьма привязывал за нитку толстого мохнатого трутня и, осторожно опуская его, жалобно трепыхавшего крыльями, в банку, быстро дергал нитку обратно. И всякий раз, как бы быстро ни дергал Кузьма, нитка вылетала обратно пустая, а землеройка, поблескивая злым, с маковое семечко, глазком, аппетитно хрустела. «Вот язва!» — удивлялся Кузьма.
Началось массовое роение. В эти дни пчеловоды бегали по пасеке, словно заведенные. Не хватало времени не только пообедать, даже покурить. Рои выходили один за другим. Лишь перед вечером, в небольшое затишье между сбором и посадкой роев в новые ульи, Ваня улучал свободную минуту, чтобы взглянуть на своих землероек.
— Подохли! — как-то радостно крикнул он Кузьме. — Все до одной! Значит, этот ядовитый газ их все-таки задушил!
— Только не газ.
— А чего же? — недоверчиво покосился на него Ваня. — Скажешь: тени, недостаток солнца? Эта тварь, наоборот, от него погибает.
— Ты же их не кормил сегодня, а эти обжоры больше трех часов без еды не живут.
Ваня вспомнил, что он действительно сегодня не кормил землероек, и сразу же повесил голову.
Роевая пора отвлекла пчеловодов от гнилого угла. Длилась она до конца июня, пока не зацвела липа.
Липа расцветала не вся сразу. Вначале на полянках, на верхушках деревьев, где сильнее грело солнце, и только через неделю все деревья, словно яблони, покрылись светло-желтыми цветами, и поплыл над лесами ароматный медовый запах. С раннего утра и до позднего вечера стоял над пасекой, над цветущими липами возбужденный пчелиный гул.
— Шабаш! — сказал Кузьма. — До медового месяца дожили. В эти дни работы стало меньше, и пчеловоды опять занялись гнилым углом. Ваня, еще не потеряв надежду отыскать газ, снова наловил землероек и рассадил их в банки. Кузьма целыми днями просиживал в гнилом углу, наблюдая прилеты и вылеты пчел.
Заметили, что в хорошую погоду пчелы в гнилом углу не теряются. Слабнут семьи только в холодные, ненастные дни. «Может, просто залетают в чужие ульи?» — думал он. Но как это узнать? Летит в улей пчела, а своя она или чужая — неизвестно. Все они одинаковые. В другое время, весной или осенью, пчелы-сторожа не пустят чужую пчелу в свой улей, отгрызут ей крылышки и беспомощную сбросят с прилетной доски в траву — подыхай! Таков суровый закон природы. Но сейчас, когда кругом миллионы цветов и сладкий нектар течет невидимой рекой, у каждой пчелы полон зобик душистого меда. А с такой ношей она в любом улье — гостья!
Как-то Кузьма посыпал вылетающих на добычу пчел зубным порошком и весь день наблюдал. Пчелы без ошибки шли в свои ульи.
Кузьма стал повторять опыт ежедневно. Вместе с Ваней они ходили по пасеке и смотрели, не залетит ли в какой улей меченая пчела. Но пчелы, на которых была хоть крупинка меловой пыли, вереницей тянули только в свои ульи в гнилом углу. Кузьма нервничал.
— Где-нибудь поблизости тут выходит ядовитый газ, который по темноте своей дед Афанасий принял за нечистую силу. Он и губит пчел, — высказался Ваня.
— Тогда почему же землеройки твои не дохнут?
— А потому, — спокойно отвечал Ваня, — почему и пчелы сейчас не гибнут. Значит, газ тут не постоянно, а временами идет…
— Сочиняй!
Перед обедом над лесом разразилась гроза. Вспышки молний и темные космы ливня были еще далеко, а все небо уже закрыли тяжелые черные тучи. В вершинах молчаливых елей неистовствовал ветер. Старые ели раскачивались, стонали, грозя свалиться и раздавить ульи.
На пасеке творилась невообразимая суматоха. Сильно и как-то особенно тревожно гудели пчелы. Спасаясь от грозы, они, как пули, летели со всех сторон к пасеке. Их длинным, как нити, вереницам не было конца, и казалось, что это не пчелы, а кто-то невидимый натянул со всего леса к пасеке тонкие гудящие струны. Над пасекой нити летевших пчел, как телеграфные провода, расходились по ульям. Пчелы в беспорядке шлепались на прилетные доски и торопливо, перегоняя друг друга, ползли в леток, спешили укрыться от непогоды в теплом гнезде.
Кузьма бегал от одного улья к другому. Ветер трепал его волосы. За ним по пятам следовал Ваня.