На скалистом склоне горы, обращенном к Иртышу, в середине марта еще всюду лежал снег. В темной расщелине одной из небольших скал, выступающей из мощного снежного намета, я заметил спокойно отдыхавшего филина. Он сидел неподвижно, как изваяние. Прошло несколько минут — и филин вдруг насторожился, открыл глаза и повернул голову. Тотчас раздалось шумное стрекотание. Оказалось, кроме меня, хищника выследили вездесущие сороки. Они сели на глыбу и, заглядывая в расщелину, стрекотали. Взгляд филина привел их в какое-то паническое оживление.
На поднятую сороками шумиху с окрестных скал слетелось множество галок. Они черным полчищем расселись вокруг скалы, покричали, и на этом вся их храбрость прошла. Стоило филину пошевелиться, повернуть голову, защелкать клювом, как многочисленное «войско», тесня друг друга, отступало назад. Успокоившись, они вновь неуверенно приближались к укрытию грозного хозяина ночи. Вскоре одна за другой галки стали разлетаться и от сотенного сборища остались лишь две-три любопытных галки. Поугомонились и сороки, но осады не снимали.
Филину, видимо, уже порядком надоело столь шумное соседство, и он, сорвавшись со скалы, медленно махая крыльями, полетел вдоль склона. Сороки пришли в неистовство. Всполошились и галки. Черной тучей помчались они в погоню. Было ясно, что пока длится день, ночному разбойнику они не дадут покоя.
Ночные охотники
Августовская ночь опустилась незаметно, наполнив маркакольскую тайгу темнотой и тишиной. По заросшей лесной дороге я вышел к роднику, вытекающему из густых тальников и заполнившему студеной водой придорожную выбоину. Яркая луна через вершины лиственниц высвечивала уголок этой лужи. Проходя мимо, я присел отдохнуть около воды и мельком заметил скользнувшую над ней тень, которая чуть не коснулась моего лица. Я даже несколько раз попробовал схватить ночной призрак. Не сразу понял, с кем имею дело, но вскоре узнал летучую мышь. Она то бесшумно летала над самой водой, схватывая невидимых мне насекомых, то исчезала и вновь проносилась мимо меня.
Я уже собрался уходить, как вдруг заметил проплывший над дорогой силуэт ушастой совы. Ее тоже, видно, привлекла освещенная лужица. Я на миг потерял ее из виду. В этот момент вновь запорхала летучая мышь, и тотчас из тальников появилась сова. Ее крылатая тень проплыла в лунном зеркальце, раздался писк летучей мыши — и все стихло. Произошло это так моментально, что даже не удалось рассмотреть толком происшедшее. А вскоре в темном лесу оживленно запищали птенцы, выпрашивающие корм...
Сорочий враг
Октябрьский день в предгорьях Алтая был серый, тихий, с мглистым и низким небом. Рощи в эту пору кажутся пустынными и чуткими к каждому звуку. Бреду тропой в пойме Иртыша, подминая ногами опавшие листья.
Впереди в молоденьком березнячке уже давно слышу громкую стрекотню сорок — верный признак того, что там что-то происходит. Направляюсь туда. На тополе собралось пять сорок. Они стрекочут без умолку, прыгают с ветки на ветку, посматривая вниз. С разных сторон на подмогу им слетаются их сородичи.
А внизу, на земле, усыпанной желтой листвой, неподвижно сидит сова — длиннохвостая неясыть, заклятый враг сорок. Сова симпатична: оперение серое, с черноватыми продольными полосками, а «личико», словно в маске, тоже серенькое, с выделяющимися на нем узкими темными глазами и приплюснутым желтым клювом.
Заметив меня, неясыть настороженно завертела головой и улетела в соседние заросли. А в лапах она унесла... сороку, оставив на месте, где сидела, кучку сорочьих перьев.
Однако белобокие сразу слетелись к тому месту, где вновь села сова, и подняли такую шумиху, словно началась ожесточенная пулеметная перестрелка. Хищница же, игнорируя их, прикрыла глаза и будто задремала, а сама нет-нет да глянет на неугомонных сорок через узкую щелку глаз. А сороки прыгают по веткам, сбивая остатки последней листвы, отчаянно «рвут» глотки, а приблизиться боятся. Лишь самые отважные временами пролетают низко над совой. Неясыть при этом приходит в себя, сердито поворачивает голову, жмурится и вновь впадает в дремоту. Сороки же трясутся от неистовства, ненависти и страха перед своим врагом.
Уже темнело, когда я снова проходил мимо этого места. На кустах, по-прежнему вздергивая длинными хвостами, караулило неясыть несколько сорок. Многие из них уже докричались «до хрипоты», а большинство разлетелось. Наступала ночь— покровительница сов.
Навозники
Солнце уже клонилось за пустынные увалы, когда я возвращался к экспедиционному лагерю берегом речушки Орта-Теректы, стекающей с горных отрогов Южного Алтая. Неожиданно среди несмолкаемой стрекотни цикад послышалось нарастающее жужжание — и тотчас я получил хлесткий шлепок по щеке. К моим ногам упал черный жук. Им оказался крупный экземпляр навозника-гимноплевра, сородича знаменитого священного скарабея. Жук смешно шевелил усиками и, видимо, еще не пришел в себя от непредвиденного тарана. А мимо, как шальные пули, проносились другие навозники.
Оказалось, что я вышел на недавнее стойбище скота, где было в разгаре настоящее пиршество. Впереди, на тропинке, облепив коровью «лепешку», копошилось множество навозников. Жуки энергично прогрызали подсохшую корочку «лепешки» и, оставляя за собой ходы, погружались в ее содержимое. Через некоторое время насытившиеся и измаранные до неузнаваемости, они выбирались наружу и наполняя все кругом жужжанием, пытались взлететь. Однако отяжелевшим после пиршества и испачканным, сделать это им было нелегко, и только после многократных попыток они, наконец, поднимались и разлетались по стойбищу.
Вскоре оживление вокруг «лепешки» стихло. Жуки уже разлетелись, а я еще задержался, заинтересовавшись странным поведением крупного навозника, который пытался что-то вытащить, вернее выкатить из небольшого отверстия «лепешки». Это у него явно не получалось, и он стал усиленно расширять вход. Через несколько минут работы из отверстия показался круглый комочек, который упорно толкал сзади второй жук. По своим размерам он был почти на четверть меньше своего спутника.
Выбравшись наружу, жуки стали торопливо очищать крылышки, грудку и головку. Затянувшуюся процедуру их туалета неожиданно прервало появление третьего навозника, который, не обращая внимания на хозяев, взобрался на их шарик и принялся с жадностью его грызть. Однако незваный гость тотчас подвергся нападению одного из хозяев и был опрокинут на спину. После вторичной атаки он предпочел ретироваться.
Обеспокоенная нападением чужака, эта, по-видимому, семейная чета тронулась в путь. И тут меня поразила удивительная работоспособность и согласованность жуков в передвижении шарика. Впереди него всегда находился крупный жук. Он двигался спинкой вперед, подкатывая шар лапками на себя. Более мелкий жук работал в положении головой вниз. Он отталкивался передними лапками от земли, а задними с усилием толкал шар вперед. Ему приходилось гораздо труднее. Через несколько минут пути его блестящий хитин покрылся пылью. На многочисленных ямках и трещинах, встречавшихся на их пути, он часто терял равновесие и опрокидывался на спинку, а шарик укатывался в сторону. Крупный навозник в таких случаях терпеливо поджидал, пока его спутник примет прежнюю позу, и они вновь трогались в путь.
Прошло около получаса, а жуки проползли путь всего лишь в несколько метров, с титаническим упорством преодолев все встреченные препятствия. Наконец, они выкатили шарик на полянку с рыхлой почвой. В одном месте навозники остановились. Меньший жук головкой и лапками разрыл землю. Но, не удовлетворившись глубиной, выбрался, и они двинулись дальше. Остановка — и вновь он зарывается в почву и опять вскоре вылезает наружу. Почвенный слой по-прежнему неглубок. Через метр навозники попали в выбоину от коровьего копыта. Меньший жук тотчас начал зарываться в пыльную землю прямо под шарик. Прошла минута — и шар стал медленно погружаться. Крупный навозник в это время взобрался на шар и тяжестью своего тела способствовал его погружению. Одновременно сторожил свое изделие.