А в лагере тем временем появился мрачноватый чернолобый сорокопутенок, которому мы дали имя Бони. Под вечер он освоился и стал с жадностью брать пищу из рук. Через несколько дней орнитологи уехали кольцевать птенцов на бывшие сточные озера, а на мое попечение оставили лагерь и в придачу Бонн. Прокормить его одному человеку оказалось тяжеловато. Как назло, попадались только мелкие кузнечики. Перерыл хлам в помещениях, ловя мотыльков, пытался добывать мух (благо их уйма). Но пасть прожоры закрывалась только на короткий период. Дав мне передышку, Бонн опять закатывал истерику: пронзительно кричал на весь лагерь, раскрыв свою бездонную пасть, тряс крыльями и приседал на насесте. Особенно истерично птенец кричал, когда видел меня бегущим выполнять свою добровольную миссию кормильца. Он словно торопил: «Быстрее, быстрее. А... а... а... а!» Процесс его пищеварения шел беспрерывно, как конвейер высокой производительности: принимая пищу, тут же отдавал переваренную. Зато уморительно было смотреть на сытое кейфование, обычно послеобеденное: глазки сами собой закрывались, голова клонилась книзу и полуоткрывался клюв. Но, словно чувствуя насмешливые наши взоры и словесную иронию, спохватывался и бодрился, но ненадолго — сытость делала свое дело.
Колесо сорбулакской жизни накрутило еще одно событие, о котором стоит рассказать поподробнее.
11 мая встал, как всегда, рано и по привычке пробежал свою обычную дистанцию — два километра. Поднявшись на пригорок и повернув к лесополосе, увидел следовавшую параллельным курсом лису. Я сделал разворот, двинулся вдоль полосы и что-то, похожее на клич индейцев, прокричал рыжей. Когда я уже возвращался к лагерю и оглянулся — лиса бежала за мной. Я обрадовался и еще сильнее припустил — в лагере у нас имеется небольшой телескоп.
И вот навожу прибор на видневшееся вдали светлое пятно и зрю не лисицу, а лиса в великолепной позе. Он сидит на задних лапах, как собака, и смотрит в мою сторону. Окаймленные черным, стоячие, относительно короткие уши. Мудрая какая-то физиономия с клочками старой светлой шерсти, как бакенбарды, темные усы и, мне кажется, желтые глаза. От лагеря лис находился на расстоянии примерно четырехсот метров. Перед этим ночь была холодная и утро тоже — дул пронзительный ветер. Как неуютно, видимо, сейчас этому прославленному персонажу сказок! Немного посидев и не забывая посматривать по сторонам, лис лег на землю, свернулся в клубок и прикрыв хвостом лапы, стал дремать, но при этом посматривая в мою сторону. Так он пролежал довольно долго. Когда я сказал своим коллегам, что за мной бежал лис, и рано проснувшимся показал его, то мне поведали, что его выгнала из норы самка, так как у нее детеныши.
Другие заботы отвлекли меня, и я прекратил наблюдение, но вечером решил сходить на то место, откуда бежал мой знакомый. И точно: поднявшись опять на пригорок, я увидел силуэты взрослой лисы и нескольких детенышей. Она смотрела на озеро. А смотреть было на что. Как всегда, сорбулакское «море» манило дичью: на берегу спокойно охорашивались лысухи, на воде чернели их ныряющие силуэты, чуть дальше плавали разные утки. Такая желанная добыча!
По-видимому, не зря нора лисицы оказалась поблизости от богатых угодий. Еще в марте орнитологи наблюдали охоту рыжей на одном из островов, к которому можно было пробраться только с одной стороны по уже ненадежному льду. То там, то здесь показывались ее ушки над тростничками острова. Затем донесся шум борьбы, и охотница с добычей в пасти тем же путем направилась к берегу. Судя по размерам, добычей оказался, вероятно, зазевавшийся чирок.
Но вернемся к семейке. Не успел я рассмотреть семейную идиллию, как все изменилось в мгновение ока: лиса повернулась в мою сторону... и бросилась прочь от норы, лисята прижались к земле. Она выполняла материнский долг — отводила опасность от своего потомства: приседала, когда я останавливался, убегала, когда я приближался к ней, и стремительно мчалась на меня, когда я шел к норе.
Но это было потом. В первый же раз я подходить не стал, а начал рассматривать мамашу большого семейства в бинокль. Где еще так хорошо увидишь дикого зверя в естественной обстановке? Весна и раннее лето — время для смены наряда. Та шкура, которую так ценят женщины, сейчас на лисице ничего не стоила. Клочья шерсти желтовато-серого цвета свисали с нее лохмами. Красно-рыжие только ноги и нижняя часть тела. Хвост похож на метелку тростника. Кончик его беловатый. Лисята же справные, толстенькие и симпатичные, их пятеро. Когда я пошел к лагерю, лиса последовала за мной, но на приличном расстоянии.
Утро 12 мая тоже было холодное. После подъема сразу же побежал к своим новым знакомым и застал семейство в полном составе — оба родителя и детки уже находились снаружи. Один из взрослых, пролаяв, стремглав бросился прочь от норы. Как я убедился позже, это был лис. Самка, как и в первый раз, далеко не отбежала. Опять пыталась отвести меня, проделывая различные маневры: ложилась, вставала, убегала поочередно в разные стороны. Когда же я стал подходить к норе, кинулась мне наперерез на приличном расстоянии и залаяла. Лисята, конечно, спрятались еще раньше и больше не показывались. Подойдя к норе, я оставил у ее входа четырех погибших в ловчих сетях воробьев. Пробежав по обычному маршруту, вернулся к лагерю. Лис, как и в первый раз, сопроводил меня и, усевшись, опять стал смотреть в сторону лагеря.
Вечером семейка встретила меня более миролюбиво: лиса суетилась меньше, да и лисята подпустили ближе. В этот раз я принес им объедки с нашего стола. Воробьи утренние, конечно, исчезли. Назад лиса меня провожала, а, повернув, стала нюхать мои следы и некоторое время я видел ее бежавшей по гребню небольшого холмика.
В очередное утро у меня не было никакого подарка, и я только издали посмотрел на нору, но там никого не увидел. Подумал, не увела ли мать детенышей подальше от человека? По-видимому, за свою нелегкую жизнь первый раз лиса встречала двуногое существо, носящее к норе съестное. Лисица помнила и другие посещения. Кто-то пытался выкурить их из подземного жилища, о чем свидетельствуют закопченные входы в норы.
Но вечером мои опасения не подтвердились. Все, кроме лиса, были в сборе. И, как мне показалось, встретили с заинтересованностью мое появление. Мамаша, не торопясь, отбежала от норы на безопасную дистанцию, легла и стала внимательно смотреть. Я же ходил медленно и всячески демонстрировал свое миролюбие. Лиса продолжала за мной наблюдать. Лисят было почему-то четверо, и они тоже смотрели то в мою сторону, то в сторону матери. Но подпустили меня уже гораздо ближе. Я не стал испытывать нервы лисицы, бросил бумажный пакет с приношением и покинул лисий участок. Посмотрим, как разовьются события следующих дней, если ничто не помешает моему удивительному знакомству.
Утром, 14 мая, состоялась опять встреча с лисой. Она прошла, как и раньше. Но, придя к норе вечером, я застал возле нее только лису, а угощение — обрезки от дичи — было не тронуто. Хозяйка совсем близко подбежала ко мне, и на этот раз я ее хорошо рассмотрел, не подозревая, что вижу лисицу в последний раз. Свое семейство она, вероятно, увела раньше, а сама еще несколько раз, может быть, из любопытства приходила к родному «дому», (который, судя по перепончатым отпечаткам, уже обследовали, видимо, земляные утки-пеганки).