В декабре 1511 года Барбудосо был внесен в каталог владений испанской короны, а чуть позже, в 1518 году, Карлос V поручил своему мореплавателю Родериго де Фигероа закрепиться на нем. Произошло это или нет, до сих пор неизвестно, но в 1536 году Педрада Кампос, португальский мореплаватель, направляясь в Бразилию, высадился на Барбадосе, посчитав его необитаемым. На всякий случай он оставил там кое-какие вещи, которые могли бы пригодиться потерпевшим кораблекрушение в этих богатых коралловыми рифами водах.
На этом, собственно, кончается испанская часть истории острова. Однако вернемся к происхождению его названия. «Барбадо» в переводе с испанского — «бородатый». Многие склонны считать, что испанские конкистадоры, увидевшие на острове раскидистые кроны фигового дерева со свисающими до земли зелеными «бородами», и дали ему его нынешнее имя. Так это или нет, судить не берусь. Мне, по крайней мере, такое объяснение дала пожилая служительница краеведческого музея в Бриджтауне, столице Барбадоса.
Так уж получилось, что приехал я на Барбадос в последние дни декабря. До Нового года оставалось больше недели, и можно было многое успеть сделать — посмотреть, поговорить с нужными людьми. Остров невелик, да и не первая это у меня встреча с ним, времени хватит, думал я, направляясь из здания аэропорта Бриджтауна к ближайшей станции проката автомобилей. С ее владельцем, немолодым подтянутым англичанином, мы познакомились в мой предыдущий приезд и договорились: если доведется еще побывать здесь, я обращусь непременно к нему. За это мне даже была обещана хорошая машина с солидной арендной скидкой. Момент отнюдь немаловажный — транспорт и бензин на Барбадосе весьма и весьма дороги.
— О, нас снова посещают русские коммунисты! — с неестественной радостью и оживлением приветствовал меня хозяин станции. — Что ж, выбирайте… — и широким жестом показал на стоявшие тут же машины — японские, американские, английские и австралийские.
Маленький верткий «дацун» — то, что нужно в этом городе с узкими улицами, вечно запруженными потоком автомобилей и толпами туристов со всего света. К тому же и стоимость его прежде была сравнительно невысока. Один из служащих уже направился было выгнать машину из гаража, когда хозяин назвал мне сумму.
— Сколько? — очевидно, довольно громко переспросил я, и служащий предусмотрительно остановился.
— Да, сэр, не удивляйтесь — рождество, много туристов, расходы…
— А где же обещанная скидка?
— Нет, сэр, в это время ее не бывает, — вежливо, с улыбкой втолковывал он мне. — Рождество, много туристов, расходы. Дешевле вы сейчас нигде не найдете.
Мы холодно распрощались, но четыре слова, повторенные им дважды, запомнились. В гостинице, где я когда-то останавливался, как всегда полно народу, но дежурный клерк тут же протянул листок-анкету: места были. Прежде чем ее заполнить, решил все же поинтересоваться, учитывая только что полученный урок, стоимостью номера. И, как оказалось, не напрасно.
— Вы меня правильно поняли, сэр, — улыбаясь, сказал клерк. — Восемьдесят долларов в сутки. Есть и по сто, если хотите.
— Барбадосских или американских?[2]
— Безусловно, американских, сэр.
И, помолчав, видя мое недоумение, добавил:
— Рождество, сезон, много гостей…
Ну, знаете ли, это уж слишком! У вас какое-то там старозаветное рождество — придуманный церковный праздник, а у меня командировочные. Да и не предусмотрены такие фантастические суммы на гостиницу не только на неведомом нашим финансистам Барбадосе, но и в Париже или Нью-Йорке. И никакой, даже самой гуманной бухгалтерии там, в Москве, я не сумею объяснить этого.
Однако не ночевать же на улице — надо искать. На выручку приходит шофер такси, предлагающий поехать в пригород Бриджтауна — Гастингс. Он оказался прав: отель «Карибы», невысокий, чистенький, приткнувшийся на самом берегу моря, был мне вполне доступен, хотя и здесь цены на злополучное рождество подскочили.
Что же это за наваждение такое — рождество? Во многих странах — время предновогодних отпусков и каникул. Бедняки проводят его обычно дома, в кругу семьи, откладывая все предшествующие месяцы посильные для их бюджета суммы, чтобы иметь возможность хоть как-то отметить приход Нового года. Богатые, состоятельные люди устремляются, как правило, в теплые страны — погреться, покупаться, развлечься. Барбадос, уже триста лет славящийся своими песчаными пляжами, ласковым морем и во многих местах почти нетронутой дикой природой, в это время года — по тропическим понятиям самое прохладное — становится похожим на гудящий улей.
Десятки тысяч туристов с тугим кошельком из Канады, Америки, Англии и других стран мчатся сюда на самолетах и на круизных судах, готовые уплатить любые деньги за неделю пребывания в этом поистине райском уголке Вест-Индии. К их услугам всё: отели, магазины, ночные клубы, рестораны, море, подводная охота. К их услугам вся страна, подчиняющая ритм своей жизни этому «горячему сезону». Потому что оставленные здесь гостями доллары — значительная статья дохода не только государственной казны, но и самих барбадосцев. Летом, в жаркую пору, туристов станет и совсем мало, и многим жителям острова, так или иначе связанным с индустрией туризма, придется либо вообще остаться без работы, либо перебиваться мелкими заработками.
Вот откуда эти безумные цены на все — от отеля до чашки кофе. Не упустить момент, не продешевить — железный закон, который весьма охотно и умело соблюдают буквально на каждом шагу. К тому же владельцы самых крупных гостиниц, магазинов и всего прочего — мощные межнациональные и иностранные компании. Им на откуп отдано на Барбадосе практически все, что связано с туризмом. Конечно, государство получает с них определенный налог, но, судя по всему, зарубежные дельцы не в обиде, коль скоро с каждым годом растут здесь всё новые и новые многоэтажные отели и роскошные особняки. Эти люди не любят проигрывать…
Уже вечерело, когда я отправился в город, «успокоившись» взятым напрокат… мотоциклом. Легкая и простая в управлении японская «хонда» быстро одолела несколько миль от отеля до центра, и на Роуд-стрит меня тут же закружила и понесла взбудораженная, шумная, нагруженная предпраздничными покупками толпа. Здесь особенно чувствовалось, что само рождество хоть еще и не наступило, но уже во весь голос горланило о своем приближении.
Магазины зазывали покупателей, на тротуарах играли маленькие самодеятельные оркестры, и во всех витринах светились разноцветными огнями до безобразия одинаковые капроновые елочки. На них глядели, сгрудившись, принаряженные барбадосцы — взрослые и дети. Они не торопились в магазины — рождественские цены были не для них. Для туристов.
Было суматошно, но не весело. Совсем не так, как бывает дома, в предновогодней Москве.
Одно только радовало: хоть я и на двух колесах, но с утра можно отправляться в путь, можно заниматься делами.
Однажды, путешествуя по Барбадосу, я обратил внимание на серый обелиск при выезде из городка Хоултаун. Высокий четырехгранный столб без единого слова на нем ни о чем не говорил. Достав подробную карту острова, я стал искать место своего нахождения. И среди десятков достопримечательностей, обозначенных на карте цифрами, которые чуть ниже расшифровывались, вдруг обнаружил, что стою на том самом месте, где высадились… английские пилигримы. Они назвали его Джеймстауном — в честь короля Джеймса I, но позже поселение переименовали в Хоултаун — по названию небольшой речушки Хоул, впадающей здесь в море.