— Знал, знал, как не знать. Редкой души человек был, земля ему пухом… хотя и не игрок…
— Он играл ради меня, Чолк. Я понял это слишком поздно. Папа хотел раздобыть побольше денег, чтобы послать меня в школу… Считал, что это единственный способ сразу решить все проблемы.
— Он мог бы пойти на рудник, — заметил Чолк, — или заняться каким иным делом.
— Теперь-то мне ясно: папа боялся, он чувствовал, что ему недолго осталось, за ним кто-то шел по следу… и не один… — Кстати, мне это кое-что напомнило. — Слушай, Чолк, ты не встречал здесь человека высокого роста, в длинном черном сюртуке, немного похожего на папу?
— Да, видел такого.
— Можешь сказать, когда?
— Он приехал в день, когда убили твоего отца. И уехал тем же вечером. А лошадь у него — загляденье!
— Спасибо, Чолк.
— Его рук дело?
— Похоже. Думаю, он кто-то из папиной семьи. Недавно меня судьба свела с ним. — Я махнул рукой в сторону юга. — Он, наверное, заявится и сюда. Может, даже будет спрашивать про меня.
— И что мне ему сказать?
— Ты меня не видел. Когда-нибудь мы с ним снова встретимся, но сначала мне надо кое-что уладить.
— Будь поосторожнее, сынок. Может, он просто странник, но крутой, очень крутой. В нем это сразу видно.
— Чолк, ты же знаешь про людей больше любого. Тебе с папой частенько доводилось разговаривать. Он случайно не говорил, откуда родом… — Я пнул носком сапога камешек. — Понимаешь, я, честно говоря, не знаю, кто я такой. Не знаю, почему этот человек убил папу, почему так хочет убить меня.
— Твой отец не любил болтать языком, сынок, но он был замечательный человек и настоящий джентльмен. Из хорошей семьи, сразу видно. Должно быть, откуда-то с Юга. Каролина или Джорджия. Я понял это по его акценту, хотя он его почти потерял. И гордый… Гордость южанина! Мне приходилось иметь дело с такими во время войны. Отличные парни! Они, конечно, ошиблись в выборе. Зачем понадобилось раскалывать Союз? Но парни — что надо! Точно как твой отец.
— Спасибо, Чолк. Пойду перекушу и на боковую.
— Лучше сначала присмотри себе местечко, сынок. В городе полно приезжих. Тут пошла хорошая руда, а у этих кладоискателей нюх — будь здоров. Учуют за тысячу миль.
— Чолк! Серого, пожалуй, лучше держи наготове. Если услышишь вдруг стрельбу, сразу же его седлай, ладно?
— Сделаю, сделаю. — Чолк подтянул ремень и сплюнул. — Береги себя, сынок, и дай тебе Бог удачи.
Сняв комнату и сложив там свои пожитки, я отправился в ресторан, но той знакомой девушки с веснушками там не оказалось — вместо нее пузатый мужик с закатанными рукавами и толстыми волосатыми руками принес мне еду, только и всего. Удовольствия, конечно, мало, но поужинал я неплохо, а что еще надо уставшему путнику?
Насытив свою утробу, я отправился на Блэр-стрит. В районе двух кварталов близ нее насчитывалось тридцать два притона, где можно было получить все, что пожелаешь — в смысле еды, выпивки или женщин: заведения «Большая Молли», «У бриллиантовозубой Лили», «Сказочная курица», «Микадо», «Бон тон», «У Лолы» и множество других, включая игорные дома на любой вкус.
Вот он я, иду по улице, набитый деньгами больше, чем любой вокруг, но, наученный горьким опытом, не показываю виду — пусть все думают, вон, мол, идет еще один бродяга. Смотри, совсем одичал, крутит головой, как на резиновой шее.
В каком-то смысле так оно и было. Я чувствовал себя очень одиноким, хотелось хоть с кем-нибудь поговорить… Я уже собирался повернуть назад к отелю, когда вдруг увидел ту девушку с веснушками. Она спешила через улицу с парой пакетов в руках, но когда я попробовал остановить ее, только ускорила шаг.
— Девушка, — все-таки обратился я к ней, — давайте помогу вам нести пакеты. Мы не так давно встречались в вашем ресторане.
— В ресторане? — неуверенно произнесла она.
Я сдернул с головы шляпу, и тогда она наконец меня узнала.
— Ты тот парень… твоего отца застрелили!
— Точно. А ты та девушка, которая посоветовала мне быть поосторожней.
— Да. Я тогда за тебя испугалась. — Она остановилась. — А что случилось с судьей Блейзером?
— Последний раз я видел его в компании с Тобином Уэкером и парнем, которого они называли Дик.
— Я боялась, что они найдут тебя.
— Давай-ка! — Я взял у нее пакеты и пошел рядом. — Ты показывай путь, а я понесу их.
— Мне нравился твой папа, — сказала она. — Какой хороший человек!
— Да. Намного лучше, чем я себе представлял. — Я секунду поколебался. — Ты знаешь, где его похоронили? Мне… мне пришлось так быстро уехать…
— Я покажу тебе, если еще немного здесь побудешь.
— М-м… нет, не могу. Надо кое-что доделать. Там, на Востоке. Но я вернусь. Мне хочется положить цветы на его могилу. Или даже поставить там какой-нибудь знак.
— Там уже стоит деревянный крест с его именем. Мы думали, ты знаешь.
— Знаю? Откуда? Знаю что?
— Ты же записку оставил, что там должен стоять крест.
— Я не оставлял никакой записки!
— На почте лежала записка в конверте с надписью: «Всем, кого это касается» и деньги на приличный гроб, похороны и крест. Все думали, это ты оставил их.
Феликс Янт' Больше некому. Застрелить человека, а потом… Только родственник способен на такое!
— Кажется, я знаю, кто это сделал. Но мне в любом случае хочется положить на могилу цветы. Ему бы это понравилось. Он всегда говорил то про кизил, то про лавр.
— Похоже на Юг.
Мы подошли к небольшому домику, окруженному низеньким штакетником; в окне горел свет. Я видел, что она сомневается и не решается, как поступить.
— Мне бы, конечно, очень хотелось познакомить тебя с мамой, но… не сейчас, — наконец произнесла она. — Может, как-нибудь потом…
— Позволь мне только занести все это в дом, и я сразу же уйду.
Пожав плечами, она открыла дверь, и мы вошли в комнату. В угольной печке потрескивал огонь, на столе горела керосиновая лампа. Рядом что-то шипа худенькая привлекательная женщина, которая очень удивилась, увидев меня. Она тут же отложила шитье в сторону.
— Я не…
— Извините, мэм, я только помог вашей дочери донести эти пакеты, не более того.
В соседней комнате раздался грохот перевернутого стула, затем в дверях показался здоровенный мужик, небритый и не очень опрятный, без рубашки, в подтяжках прямо на голое тело. Он выглядел порядком помятым то ли оттого, что его только что разбудили, то ли после хорошей пьянки. Точно трудно сказать.
— А ты еще кто такой? — поинтересовался он, причем нагло и грубо.
— Кирни Макрейвен, — вежливо представился я. — Вот помог вашей дочери…
— Вон отсюда! — рявкнул он. — Клянусь Богом, я не позволю какому-то подзаборному полупьяному бродяге таскаться сюда! Вон!
Поставив пакеты на стол, я очень спокойно заявил:
— Мистер, я не пил и я не бродяга.
— Плевать мне на то, кто ты такой! Тебе же сказали — вон! Вот и вали да побыстрее.
Но тут встала ее мать, причем как-то элегантно и с чувством собственного достоинства.
— Генри, молодой человек наш гость. Он только помог Лауре донести тяжелые пакеты.
Генри не обратил на нее никакого внимания.
— Вон! Или я сам вышвырну тебя отсюда!
— Да, ухожу! — ответил я. — Но, мистер, не советую даже думать о том, чтобы попробовать вышвырнуть меня. Не хочу причинять беспокойства этой молодой леди, но думаю, вам лучше прикусить язык. Охолонитесь!
Он замолчал, не ожидая такого отпора, и только буравил меня своими заплывшими глазками. Наверное, полагал, что от его беспардонного ора меня отсюда как ветром сдует. Однако нет, вот он я, на том же месте.
Неожиданно мама Лауры повернулась ко мне и смущенно предложила:
— Мистер Макрейвен, может, присядете? Я как раз собиралась приготовить кофе.
— Эй ты там! — снова взревел он. — Да будь я проклят, если…
— Генри, — перебила она его, — это уж слишком. Выпей кофе с нами. Если не хочешь, уверена, твои приятели уже ждут тебя в «Национале».