Младенец остался жив, но хозяину он был не нужен. Кормилиц в доме в то время не имелось, утруждаться наймом кого-либо со стороны хозяин не захотел и потому унес ребенка за ворота, на склон холма, где обычно оставляли умирать нежеланных детей.
В ту ночь Ниса никак не могла заснуть. Стоило закрыть глаза – в ушах начинали звучать крики сестры. Наконец она поднялась, прокралась к алтарю на внутреннем дворе, кольнула палец кривым ножом и капнула кровью в пепел дневных жертв, моля Артемиду о том, чтобы остаться бездетной девой до конца своей жизни.
Молила, однако в душе не верила, что богиня откликнется на ее просьбы. Кто слушает мольбы рабов?
На следующее утро, еще до того, как солнце выглянуло из-за гребней восточных холмов, Ниса и Евдокия отправились с кувшинами для воды к общественному фонтану. Нисе больше всего нравилась горловина в виде головы льва, но Евдокия предпочитала ослиную голову. Из львиной головы вода текла медленнее, и это давало Нисе больше времени на разговоры с другими рабами и проживающими в городе иноземцами, сошедшимися к фонтану по тому же делу.
С Лирис Ниса подружилась еще в том, прежнем доме. Рабыни старше нее она в жизни не встречала, однако Лирис ходила по воду до сих пор – даром, что спина сгорблена, зубы и волосы выпали, а узловатые пальцы не гнутся от старости. Вот и в это утро она оказалась здесь, впереди Нисы в очереди к львиной голове. Увидев Нису, Лирис покинула свое место и встала с ней, в самом конце.
– Ниса! Как поживаешь? – спросила она.
Женщины, стоявшие впереди, сплетничали о хозяине, купившем так много овец, что не смог за них расплатиться, и о другом, чья жена подкупила раба, чтобы тот тайком провел к ней мужчину, пока муж на рынке, и, любясь с ним, стонала да вопила куда громче, чем на мужнином ложе.
– Орала во весь голос, будто чайка, – рассказывала одна женщина другой.
– Неплохо, – ответила Ниса Лирис. – Хозяйка ко мне добра. Еда хороша, и кормят досыта.
– Да, обычный ответ, но сегодня твои глаза говорят что-то иное, – заметила Лирис.
Обе продвинулись вперед. Остывшая за ночь земля холодила босые ноги. Над внутренними дворами, среди розоватых черепичных крыш, окружавших фонтан со всех сторон, поднимался к светлевшему небу дым жертвенников: горожане начинали новый день с поклонения богам. Много жертв. Боги будут довольны.
– Я всю жизнь надеялась выучиться ремеслам, – негромко пробормотала Ниса.
Лирис кивнула. Ее голова, укрытая покрывалом, едва доставала Нисе до плеча.
– Я играю на флейте. Не так прекрасно, как гетера Калонике, но знаю, что еще научусь. Я могла бы радовать людей. Могла бы играть на праздниках.
– Это верно, – согласилась Лирис, подтолкнув Нису вперед.
Ниса взглянула на соседнюю очередь. Евдокия, покачивая поставленным на голову пустым кувшином, разговаривала со своей подругой из соседнего дома.
– Хозяйка позволяет мне сидеть рядом и прясть, когда учит Пантею читать и писать, и грамоту я знаю тоже. Я могла бы стать писцом или вестницей.
– Однако поспеши: время на исходе, – сказала Лирис.
И верно: в очереди впереди оставалось всего две женщины.
– А вот публичной девкой мне не хотелось стать никогда, но, боюсь, ее-то хозяин из меня и сделает, – поспешно прошептала Ниса.
– Бывают на свете вещи и похуже, – сказала Лирис.
Ниса потрясенно уставилась ей в глаза.
– Битье – вот это хуже. А если бьют без всякого повода – еще хуже того. Скверное это дело – принадлежать тому, кто любит причинять боль. Конечно, быть публичной девкой радости мало, особенно по первости, но эта работа частенько кончается быстро, а порой, вдобавок к тому, что платят хозяину, и тебе перепадет монетка или какой иной подарок.
Ниса открыла было рот, но не смогла выговорить ни слова. В прежнем ее хозяйстве Лирис слыла лучшей пряхой и лучшей ткачихой. Могла ткать по кайме узоры, даже не глядя на чертежи. Нисе всегда казалось, что Лирис пряла и ткала всю жизнь.
Видя ее изумление, Лирис насмешливо улыбнулась.
– Может, тебе и не верится, но когда-то я тоже была молода и недурна собой.
– Боюсь я, – призналась Ниса. – Никак не могу забыть, что сталось с сестрой.
Лирис поставила кувшин на каменную ступень под головой льва. Струйка воды из львиной пасти зазвенела о глиняное донце.
– Что до этого, ежели краски не придут в свой срок, скажи мне, и я помогу избавиться от младенца прежде, чем он успеет тебе повредить. Я знаю все нужные травки и с порцией не ошибусь.