- Хм. Я, в общем-то, уже принял то, что все, что происходит в моих снах – вот этот диалог, к примеру – это все игра моего глубинного бессознательного. То есть я взял за основу Юнга. А как еще мне реагировать?
- Некоторые после таких вот «снов» становятся смешными. – Лилианна остро зыркнула в мою сторону. – ОЙ, мне кажется пора… ТАКСИ!!!
Вот так вот с воплем Лилианны «ТАКСИ!!!» я и очнулся на кушетке. В подсобке стояла какая-то нереальная тишина.
Так, проснулся я или нет?
Приподнимаю голову и озираюсь. Никаких солдат в плащпалатках вокруг не видать. И только негромкий, на грани иллюзии, шепот – «а ты разве не знал, что фигура анимы формируется образом материнского?». Конечно, я знал, но кто это тут шепчет? Тааак, я опять не проснулся. Вся надежда на Вову и клиентов…
Поднимаюсь с кушетки, иду в спортзал. Там сидит Жанна. В синем. А с ней – Знахарь в своих нелепых для данного места зеленых бриджах и краснооранжевой гавайке. Сходу, без церемоний я заявил:
- Так ведь я еще не встречался со своей тенью!
- Чего это он? – Деловито спросила Жанна.
- А… Известное дело. Горячится. – Сказал Знахарь. Он сидел на сидении тренажера «Вейдер» со спинкой, вытянув ноги в сандалиях на босу ногу и скрестив руки на груди.
- А это разве не вы мне сейчас шептали? – озадаченно спросил я.
- Неа. Это наверное голоса отважных капитанов вселенной… - Знахарь весело глядел на меня и скалился.
- Очень остроумно.
- А что тебе там шептали-то? – Участливо поинтересовалась Жанна.
- Ну… Что фигура анимы – это образ матери. Однако, Лилианна вовсе не похожа на мою мать, даже приблизительно.
- О! Он умеет читать Юнга. – Знахарь покивал головой с гримасой знатока в вопросах чтения Юнга. – А это покруче будет, чем азбука.
Знахарь встал и, заложив руки за спину, с видом ученого профессора подошел к стене, где были вывешены всякие инструкции для медперсонала и клиентов.
- Я тоже умею читать. Да, Жанна? А ты?
- Ой, и я… - Сказала с умным видом Жанна Аркадьевна. – Но знает ли он?
- Что? – повернулся к Жанне Знахарь как некая цапля.
- Зачем это ему нужно.
- Я… Я… Я… - только и мог произнести я в ответ.
- «Я» - как это романтично. Ну, ладно, мне пора. – Знахарь открыл дверь, ведущую в коридор из спортзала, сделал ручкой и вышел. Дверь он аккуратно за собой прикрыл.
- Собственно, в сновидении все происходит немного не так, как это у Юнга. – Продолжила Жанна. – Тут ты сразу сталкиваешься не с самим собой, а твое бессознательное накатывает на тебя. И то, что ты называешь «тень» здесь вовсе не враг, а помощник. Те самые качества, которые тебя тиранят в обычном восприятии, тут тебе могут сослужить хорошую службу. Они тут распушились сами по себе. Их не надо обнаруживать в проекции на других. Ты не обратил на это внимание?
- Чего-то я не понимаю.
- У нас нет стремления к индивидуации, как у Юнга. Мы прагматично ищем абстраткное. Мы не озабочены собой.
- Та это ВЫ. Я же не вы…
- Я хочу сказать, что хоть слово «союзник» Кастанеда изобрел от модификации слова «ОНО», т.е. «бессознательное» Фрейда, сам союзник это не комплекс в твоем подсознании. Это такой же объект, как и ты сам. Отдельный. И это другая ветвь знаний. Здесь же я тебе пытаюсь намекнуть на иное. Я хочу, чтобы ты попытался понять идею «второго рождения» через «мистическую мать».
- А что, индивидуация Юнга - это не то же самое?
- Очень может быть, что то же самое… Но я лично сомневаюсь.
- Мне так кажется, что Юнг - это предел того, что я знаю рационального. – Растерялся я.
- Понятное дело. – Жанна, сидевшая все это время на лодочном тренажере, поднялась и стала разминаться. Зачем – не знаю.
- А вот то, что Знахарь сидел на тренажере, а ты – на «лодке» - это символично?
Жанна на секунду замерла.
- Ты хочешь спросить не религиозные ли твои железяки символы?
- Э…
- Глупости. Ну, до следующего раза… Пока.
Я поплыл, точнее поплыла «картинка». Тут же, просыпаясь, я услышал и собственный храп…
Всю неделю я пытался разгадать все эти намеки из сновидений. То, что это было чем-то особенным, не таким как у Юнга, меня не удивило, но я оказался просто без инструмента познания.
У Юнга мы имеем некий заряд психической энергии, который восходит до какого-то момента в течении жизни, а потом заходит. На заходе людей начинает пробивать «религиозная функция». Т.е. что-то вроде подушки безопасности перед столкновением со смертью. Секс сменяется религией и тому подобное. Все эти перипетии развития психики из молодости в зрелость сопровождаются некими символами, которые Юнг назвал «архетипы». Но это в идеале. Бывает так, что психика травмирована или недоразвита и начинается путаница. Личный кризис. Он тоже сопровождается некоей драмой с архетипами в главных ролях. Манипулировать архетипами нельзя, но можно воспользоваться их символическими указаниями: ведь архетипы это мы, наши как бы квазичасти. Наблюдая за процессами у больных, Юнг пришел к выводу, что у архетипов, кроме функции чисто психической фекалии есть еще и самоцель, суть которой воссоединение психического и сознательного в человеке. Эта интеграция и есть суть «индивидуация». Это можно назвать примирением с самим собой, но Юнг идет еще дальше и говорит о достижении неких религиозных целей.