Вот тут точно была темень. Непроглядная. Через десяток шагов я потерял ориентацию в пространстве и просто медленно шел. По ощущениям – куда-то вниз. Еще шагов через триста, а может и больше, стало опять светло. Я увидел, что мы идем по дну какой-то расселины, спускаясь все ниже и ниже. Над нами между высоченных стенок расселины было звездное небо. Звезды, кстати, было видно хуже, чем наверху, а небо приобрело кобальтово-синий оттенок.
Делая очередной шаг, я вдруг резко остановился и что-то на уровне инстинкта подсказало мне не опускать пятку. Так и есть: под пяткой была улитка.
Я было наклонился ее поднять… И только-только я вспомнил отрывок из Кастанеды, как Койот сказал:
- Не трогай ее. Пусть ползет.
- Это потому, что у нее битва силы и она бросила вызов, пересекая нашу тропу? – спросил я с довольной ухмылкой. – И мне не стоит вмешиваться в ее судьбу?
- Хм. Да ты еще и остолоп! – Койот остановился чуть впереди и почесал задней лапой за ухом.
- Почему это? – я был удивлен.
- Да потому, что никто – ни ты, ни я – вообще никто не сможет изменить судьбу этой улитки даже на миллиметр. Вмешаешься ты или нет – не имеет ровным счетом ни малейшего значения. – Койот снова побежал вниз по тропке, потеряв всякий интерес к происходящему. – ЭЙ! Нам надо идти.
Я зашагал как робот, молча и неестественно выворачивая шею, чтобы глядеть себе за спину, пытаясь что-то понять, «гипнотизируя» взглядом улитку и как бы припечатывая ее к земле. Улитка тихо поползла дальше.
Впереди стало совсем светло. Через какое-то время койот и я вышли на поляну, если так можно сказать.
Было ли это «дно»? Я не знаю. Я просто обернулся и увидел высоченную стену позади. Мы отошли совсем немного от расселины, но даже сейчас она казалась такой узенькой, что чисто по визуальному впечатлению я бы в нее не пролез.
Вокруг была такая себе площадка из почвы похожей на утоптанный, высохший и потрескавшися «мокрый» песок. Так как было светло, я разглядел даже то, что песок был красноватый. Вокруг камни. Все это было похоже на заброшенную каменоломню. А вышли мы как раз на ровную площадку, куда могли бы подъезжать грузовики за камнем. А вон там, левее, была широкая «дорога» среди камней. Да, так, наверное, и есть – это бывшее русло реки. Дно каньона.
Камни, красноватая почва и над всем этим – Луна.
Луна, видимо, уже взошла. Она висела огромным шаром над головой и освещала все матово-молочным светом. Все краски были притушены, все имело этот матовый оттенок. И серое, и чуть зеленоватое в сумерках…
К этому месту сходилось множество других расселин, но, как я понимаю, по ним сюда не пройти. То там, то тут были видны и осевшие или размытые складки стен каньона. Камни и те же камни, но разбитые в щебень.
Площадка, на которую мы вышли, походила на цирковую арену среди живописных руин.
У края этого воображаемого, ясное дело неправильного, круга, как раз напротив нас, виднелся плоский сверху валун. Я сразу решил на него влезть. Койот не возражал.
Перейдя «арену» по диаметру, я подошел к камню. Он был много больше, чем мне показалось. Но залезть на него не составило никакого труда.
На его плоской вершине я обнаружил очень удобный выступ – так если сесть и опереться на него спиной, то вся окружность площадки будет как на ладони.
В этом совершенно нереальном пейзаже я различил, что к нашей площадке сходится по меньшей мере четыре рукава или ответвления каньона. И лишь одно – то, которое я принял за «дорогу», было более-менее свободно от камней. Остальные – узкие по сравнению с дорогой - были так или иначе завалены камнями и, извиваясь, скрывали свое продолжение во тьме.
Там, где «дорога» вливалась в площадку, сидел Койот. Его уши торчали как обычно. Как только я обратил внимание на него, он засеменил в мою сторону и момент, который можно было бы запечатлеть художнику – ночь, луна, каньон, койот – был упущен.
Койот взобрался на камень рядом с тем, на котором разместился я, и лег на брюхо. Нет, ну точно это была ходячая, а теперь – лежачая, копия бога Анубиса.
Все было преотлично, я не знал, что будет дальше, но необычный комфорт, который я испытывал, сидя спиной к выступу, наполнял меня иррациональной эйфорией…
Койот сидел замерев. Он не шевелился. Как будто был из камня. Из черного камня.
Я по своему легкомыслию поначалу не придал значения его «окаменелости». А потом после ленивых мгновений созерцания пейзажа я вдруг понял, что его уши торчат как-то не так! Уж очень они торчали. Заострились как два рога. И тут меня накрыла паника.