Через несколько часов после ухода Драпкиной и Бережного около барака появилась дружная пятерка очередных путешественников — Флоренский, Елисеев, Палей, Коля Васильев и Вовка. Они пришли провести последний день на Пристани, чтобы утром отправиться в далекий путь.
Мне и Егору было грустно расставаться с «последними могиканами» и оставаться одним неизвестно на какой срок. Правда, где-то еще бродили Леня Шикалов с Галей Ивановой в поисках деревьев, носящих следы лучистого ожога. Они собирались уходить в Ванавару 30 сентября. Ну и, конечно, оставался Золотов, с которым нам предстояло познакомиться поближе, поскольку мы с Егором должны перебраться на заимку, где тот обосновался.
На следующее утро путники позавтракали, расписались в нашей «Книге посетителей» и стали собираться. Мы сфотографировались, крепко пожали друг другу руки, обменялись теплыми пожеланиями и расстались.
Проводив путешественников, мы прочли их последнее «прости», записанное в «Книгу посетителей».
«С грустью покидаем Пристань — последнее, что связывает нас с этим чудесным, заманчивым краем, с замечательными людьми, которых привела сюда жажда исследования и романтики. Хотелось бы встретиться со всем этим снова… Прощай, заимка, прощай, Хунта! С вами всегда будет связано много хороших воспоминаний. Г. Драпкина, В. Бережной».
«Ухожу в путь в осенний серенький день. Прекрасно переночевал, с наслаждением поел каши гречневой. Остаюсь весьма доволен коллективом экспедиции, который также прошу не обессудить меня за то, кому было от меня иногда и неприятно. И. Елисеев».
«Осенняя погода выгоняет отсюда. А жаль! Ощущение такое, что мечта о горстке шариков на пороге осуществления… Выбирался к «хушмидам» чуть-чуть отойти от вечной сутолоки заимки. Живущие здесь не ценили Хушмы и рвались вдаль, но со стороны было виднее, где лучше… Надеюсь, что в центре работы кончены и вряд ли еще придется жить здесь. Прощай, Хушма. К. Флоренский».
«Никак не думал, что побываю на заимке еще раз… Всему есть предел, в том числе и терпению начальства, вот уже месяц тщетно ожидающего меня на работе. А посему приходится покидать этот гостеприимный кров, и на этот раз, кажется, окончательно. Н. Васильев».
«Прощай, Хушма! За последние три года все мои лучшие воспоминания связаны с тобой. П. Палей».
«Я тоже ухожу сегодня. Вова Флоренский».
Итак, мы остались одни. Однако наше одиночество вскоре было нарушено веселым возгласом: «Эй, хозяева! Встречайте гостей!»
Перед бараком стоял улыбающийся Золотов в каком-то диковинном плаще-макинтоше, с увесистым рюкзаком за плечами. Невысокого роста, коренастый и широкоплечий, с дремучей каштановой бородой, он походил на профессора Челленджера из «Затерянного мира» Конан-Дойля. Рядом с ним смущенно переминалась его команда. Мы пригласили их в барак. Золотов был очень огорчен, что не застал Флоренского и Елисеева. Сегодня день рождения одного из его сотрудников, и вот они решили побывать в бане, а затем здесь на Пристани устроить маленький сабантуй в честь новорожденного. Отправив парней заготавливать дрова и топить баню, Золотов попросил нас принять участие в приготовлении к празднеству. Из рюкзака были извлечены экзотические яства — несколько банок маринованной селедки, банка кабачковой икры, копченая колбаса, рыбные консервы и килограммовая банка томатного сок а. В добавление к этому Золотов торжественно поставил на стол бутылку шампанского. Против этой высокосортной снеди мы со своей стороны могли выставить стандартный набор продуктов: пару банок тушенки, сахар, чай, масло и разные крупы.
Гости вымылись в бане, и мы приступили к ужину. Золотовцы оказались очень славными, милыми людьми, и мы чувствовали себя весело и непринужденно. Несмотря на то что мы с Золотовым «противники», беседа у нас протекала в дружеском тоне, хотя и не без взаимного подкусывания.
Гости остались ночевать; они собирались пробыть на Пристани два-три дня. Наши нары принимали и не такое количество людей, так что все разместились более или менее комфортабельно.
В плену на заимке. Возвращение
На другое утро, оставив золотовцев на Пристани, мы отправились на заимку. Стояла ясная тихая погода. На деревьях, кустах и жухлой желтой траве серебрился густой налет инея.