Пришедшие на помощь собратьям Зелёные Маги–Созидатели год за годом кропотливо восстанавливали прежние условия, подкачивая по цепочке Силу в угасавшую звезду. Из семи планет системы осталась одна лишь Цитадель со своими спутниками: остальные планеты пошли в Топку, где Материя преобразовывалась из планетарных сгустков в плоть Мироздания — в Пространство. Условия жизни на Цитадели стали достаточно суровыми, не слишком напоминавшими уютные Миры Звёздных Владычиц, но существование здесь Носителей Разума без лишних постоянных энергозатрат оказалось в итоге вполне возможным.
С той грозной поры один легион всегда располагался в материнских Мирах Алых и на Цитадели и ещё четыре — Ближний Круг — могли в кратчайшее время прибыть для защиты своего Дома. И всегда готовы были Маги–Воители возглавить многомиллиардное ополчение своих Миров, случись когда‑нибудь снова нечто подобное Великому Вторжению.
…Несколько часов полёта до Цитадели протекли почти незаметно. Идентификация на границе радиуса безопасности — там, где выход из Астрала в Привычный Мир в окрестностях Цитадели уже был возможен без малоприятного контакта с Занавесом, — прошла мгновенно. Короткая судорога — и в сознании Эндара прозвучал тяжёлый властный голос: «Путь открыт, с возвращением». Отряд Магов окутал полупрозрачный кокон — не боевая оболочка, а просто защита от открытого космоса, — чтобы придать перелёту минимальный комфорт.
Яркая точка Цитадели, окружённая роем искорок–спутников, увеличивалась и приближалась. Путь к ней не был прям, как полёт стрелы, но выписывал причудливые извилистые петли: за века, миновавшие со времени Вторжения, система обороны Цитадели существенно изменилась и улучшилась.
Если раньше Занавес можно было представить в виде сплошной силовой стены, перегораживающей Границу Миров, то теперь он выглядел скорее как паутина с энергоузлами. Когда любой объект, пытавшийся пересечь Границу, касался Занавеса, хитроумная система заклятий активировалась, и к точке проникновения устремлялся мощный поток Силы, далеко превосходящий возможности дерзкого пришельца. А затем всё происходило, как и прежде — вторгшаяся сущность отшвыривалась Хаос ведает куда или же полностью разрушалась при тщетной попытке пробить защиту. А постоянные энергозатраты на поддержание Паутины в активном состоянии были на два–три порядка ниже, чем для Стены.
И сама дорога по трёхмерному пространству — там, где два тысячелетия назад орды Пожирателей катились к Цитадели, — тоже превратилась в оборонительный рубеж. Непрошеных пришельцев подстерегали здесь миллионы и миллионы настороженных ловушек — Провалов и Капканов. Первые представляли собой локальные пространственные области, опутанные клубком сложных заклятий. Неосторожно угодившего в Провал ожидала печальная участь — его перебрасывало в какую‑нибудь отдалённую необитаемую и неуютную Реальность, сидевшую на голодном энергетическом пайке, и выбраться оттуда представлялось весьма непростой задачей даже для Мага.
Заклятия же Капкана приводили в движение саму ткань Мироздания — пространство смыкалось, схлопывалось вокруг жертвы, закутывая её в непроницаемый кокон и намертво отсекая доступ к Мировой Силе — энергии. Мало того, само Время изменяло свой бег для попавшего в западню: он способен был лишь вяло шевелиться, как муха в тесте. Вырваться из Капкана самостоятельно почти невозможно, оставалось надеяться на помощь извне — или бессильно ожидать прибытия стражи (в последнем варианте дальнейшее развитие событий было однозначным). Обеспечением всей сложнейшей структуры обороны энергией, потребной для её поддержания в дежурном режиме, и занимался гарнизон Цитадели.
И наконец, Цитадель и бастионы–спутники были невидимы, то есть необнаружимы даже с помощью всего богатейшего технического арсенала, которым так гордятся юные техногенные цивилизации. А Заклятия идентификации работали не просто по принципу «свой–чужой»: они детектировали и нейтральных пришельцев — например, какой‑нибудь космический ковчег с отважными астронавтами на борту. В этом случае траектория полёта гостя просто искривлялась, уводилась в сторону, и звездолёт тихо–мирно продолжал свои галактические странствия. Да и что интересного может быть у какой‑то весьма заурядной звезды, у которой даже нет планетной системы?