— Отзови стрелков, дзарт-кхан! — потребовала чокнутая девица. — Я ж все равно раньше успею, а когда рванет, тоннель тоже засыплет. Отзови своих… — голос зазвучал обычно, чуть устало. — Рагхулун! Сам остынь, и остальных успокой. Всем тихо… вот так.
Пустое пространство вокруг Шары увеличилось. Дол-гулдурцы, сохраняя полный порядок, отступили к арке; воины Рагхулуна неохотно подались к противоположной стене. Невышедшая ярость клубилась в густеющем воздухе, переполняя зал, еще немного — и начнет плавиться камень. Напряженная тишина, в которой слышно лишь раздраженное сопение и треск фитиля. Шара замерла и перестала дышать. Все… теперь либо сработает, либо нет, третьего не дано. Страха почему-то не было. Но вот командир дол-гулдурского отряда повернулся к арке лицом и поднял над головой скрещенные запястья. Шара чуть заметно улыбнулась: в системе безмолвной речи этот знак означает «отмена цели».
— Что ты хочешь? — неприязненно поинтересовался он у Шары, по-прежнему держащей горящий факел возле фитиля.
— Я хочу, чтобы вы не причиняли вреда моим сородичам, — твердо произнесла девушка, глядя в прищур глаз дзарт-кхана. — Разве иртха враждуют меж собой? Никогда такого не было и не будет впредь. Мы не враги.
Последнюю фразу она произнесла, нарочно изменив окончание на «габабузук лат» — во-первых, чтобы слышали воины клана, во-вторых — чтобы подчеркнуть полную невозможность междоусобной вражды[75].
В ответ на душеспасительную речь командир погранцов презрительно скривился. Подчиненные его не скрывали раздражения, кто-то тупо ухмылялся, глядя на бледнокожую уродину с факелом, кто-то угрюмо держал ладонь на эфесе й’танга. Со стороны нетрезвых соплеменников благодарности ждать тоже не приходилось: злые, как стая растревоженных ос, хозяева пещер явно не собирались раскрывать мордорским прихвостням дружеских объятий.
— Все сказала? — хмыкнул десятник, скрестив руки на груди. И, не дожидаясь ответа, продолжил почти ласково: — Вот и умница. А теперь потуши факел, отойди в сторонку и не мешай. К тебе лично у меня зла нет, а вот с теми, кто поддерживает Кхуру, — палец в перчатке указал на Рагхулуна, — разговор может быть только один. С этим ты ничего не сможешь поделать — у меня приказ. Так что не лезь, ясно?
— Наглая ложь! — рявкнул Рагхулун, стремительно шагнув вперед. Девушка сокрушенно покачала головой: хоть бы доспех надел, придурок! Ну и на хрена ты всю дорогу пер на себе изенгардскую броню, если сейчас опять голопузый?
— Никогда клан Ледяной Волчицы не служил Кхуру, никогда! Раньше небо рухнет на землю! Это говорю я, вождь племени, Рагхулун сын Шадрух!
— Небо, может, и не рухнет, — ухмыльнулся дол-гулдурец, — а насчет остального можно поспорить. Если твой клан не служит Кхуру, то откуда у проклятого чародея такая огромная армия, а? Из воздуха слепил?
Послышались смешки. Опасно… дол-гулдурцы явно нарываются, а Рагхулун уже набычился, стиснул кулаки… встрять быстро:
— Твари Кхуру чинят клану Халрагхахар бессчетные обиды, — торопливо и горячо заговорила Шара, — от их опустошительных набегов мы страдаем куда больше вашего. Кхуру ненавидит клан Ледяной Волчицы, причем взаимно. Увы, нас слишком мало, поэтому всыпать ему как следует у нас не хватит рук; все, что мы можем — это защищать свои границы. Свой дом! — сорванный голос возвысился и окреп, зазвенев под мрачными сводами. — Ведь это единственное, что у нас есть!
Все отпущенное природой красноречие лучница пустила сейчас в ход. Если это не сработает, то не поможет уже ничто. Надежда на то, что слова способны сделать больше, чем звон стали, глупа, но она все же есть. По рядам дол-гулдурцев пробежала легкая тень замешательства. Они, конечно, твари подневольные, но четкого указания — уничтожать аборигенов — им не дали, иначе было бы здесь не три десятка, а гораздо больше. Дело за малым: суметь доказать, что враг твоего врага — почти друг.
— Допустим, что все это — правда, — медленно произнес десятник, подозрительно разглядывая лучницу. — Но скажи-ка: ты говорила сейчас о своих сородичах, но сама ты не из Туманных гор. Это видно по речи, и, кроме того… — он выдержал многозначительную паузу, — на тебе форма армии Унсухуштана, сапоги, лархан… Может, еще и бляха сохранилась, а?
Предположение застало Шару врасплох. Будучи совершенно равнодушна к своему внешнему виду, девушка проявила непозволительную беспечность, ибо не удосужилась перелезть в обычную женскую одежду: длинную шерстяную рубашку, меховую жилетку и мягкие сапожки, из-под которых видны вязаные носки до колена. Такой пустяк — и не возникло бы никаких вопросов. Даже если забыть про металлические заклепки на форменной рубахе стрелка, то уж знаменитый черно-багровый лархан ни с чем невозможно спутать.
75
Имеются в вид два вида отрицания: обычный и категоричный. То есть «гошул дулу габагубуз лат»(букв.) — «у нас нет общей добычи», а «…габабузук лат» — «…вообще нет общей добычи». В диалекте северного клана существует только один способ отрицания — категоричный.