Так произошло на этот раз. Выцепив в открытом сознании образ пустых лодок, Назгул прошипел нечто вроде проклятия. Мозг иртха пронзила резкая боль, он схватился за виски и, не удержавшись, рухнул на колени.
— Болван!!! — прогремело в голове. — Ты посмел упустить их!
Собравшись с силами, орк выстроил в мозгу более-менее связный ответ:
— Лодки были пусты, господин. Ни единой живой души! Их засыпали стрелами, но крови я не видел, равно как убитых или раненых. В лодках никого не было!
— Тварь ранена, — возразил голос мертвеца. — И подстрелили ее с воды, с одной из этих лодок. Будешь утверждать, что никого не видел?!
Словно бы в подтверждение этих слов затихший было звероящер снова принялся расшвыривать кусты ударами тяжкого хвоста.
— Никого, господин Назгул, клянусь памятью предков! Может быть, это был особенный враг, которого не могут увидеть живые глаза? Я всего лишь обычный воин-иртха, а не могучий шаман… Возможно, это чары йерри…
Хватка немного ослабла: это разгневанный Назгул начал успокаиваться.
— Избавь меня от своих домыслов, болван… — устало прошелестел голос. Как показалось сотнику, в нем звучала досада. Некоторое время уллах-тхар стоял, не шевелясь и не издавая звуков: мертвец и мертвец — очевидно, погрузился в размышления. Воспользовавшись наступившей передышкой, дол-гулдурец поднялся с заснеженной земли и торопливо отряхнул колени. Несмотря на все неприятности, ему очень не хотелось думать, что безмолвный диалог и позорное падение видел кто-то из ребят. Особенно этот глазастый, как бишь его? — ну, неважно. Тот, который сегодня что-то про дымовой сигнал кричал… а, пхут-тха!
Лицо сотника скривилось. Ай, уллах-тагор, вот ведь еще напасть с этим дымом. Означать это может только то, что у экспедиционного отряда, о котором писал Уфтхак, произошли серьезные неприятности… Вот ведь уроды — этого придурка Рагхата за дерьмом и то нельзя послать! Нда-а, ситуация отвратительная, но Назгулу лучше сообщить о ней прямо сейчас: в конце концов, это была его идея с трупами урук-тха’ай. Коготь большого пальца скользнул за ворот, привычно запутался в тесемке амулета: ну, уллаг’ин шабух’ай нартагуз…
Зазвучавший в голове голос до глубины души потряс сотника своим безразличием.
— Забудь про тварей Кхуру, — отмахнулся Назгул. — Сейчас самая главная задача — это изловить невидимок на эльфийских лодках. Скажи своим баранам, что мы отправляемся по следу. А если точнее, то не мы, а вы… у меня есть другие дела. Понял?
— А… да, конечно, уллах-тхар-сама.
Беглецов удалось настигнуть лишь на третьи нах-харума пути, да и то благодаря наличию водопада. Скорость лодок неизмеримо выше скорости передвижения по берегу, но сколь бы умело не управлялись невидимки с веслами на шиверах, но оскаленная пасть Рэроса, его мощный слив и семнадцать локтей свободного падения не преодолеть ни одному судну. Так что выход у путешественников один: сняться с реки, обнести водопад, а уж за ним снова встать на свободную воду. При этом гребцы провозятся достаточно долгое время, вполне достаточное для того, чтобы погоне удалось сократить проигранное расстояние вниз по течению Бурзугая.
Дол-Гулдур был единственной крепостью иртха, расположенной за пределами Унсухуштана. Так уж вышло, что именно бывшая резиденция Гортхара-Изгнанника в Чернолесье оказалась последним из оплотов его былой власти над Эрегионом и Северным Арнором, которому не суждено было пасть ни во время Дневной Войны, ни после ее окончания. Четыре с лишним тысячи лет лесная застава отражала и редкие набеги героев-одиночек, и удары объединенных сил йерри и сухну, умудряясь не просто существовать в непролазных чащах, но и весьма успешно пощипывала перья своим остроухим соседям. Именно по этой причине Дол-Гулдур очень сильно отличался от любой другой заставы, как численностью гарнизона, так и его качественным распределением: из полутора тысяч погранцов треть составляли лучники — неслыханная роскошь для бедного деревом Унсухуштана! Впрочем, назвать дол-гулдурцев погранцами не поворачивался язык: не привыкшие ждать помощи из Страны Восходящего Солнца, практически изолированные от нее и установленных Харт'аном Гортхаром порядков, вдали от пристального взгляда Зрачков Всевидящего Ока, иртха Чернолесья оказались предоставлены сами себе и постепенно превратили древние развалины в город-государство. Рубежи при этом они охраняли исключительно свои, главным из которых, без сомнения, являлась необозначенная по сю пору граница с владениями эльфийского короля Трандуила. Древнему владыке такое соседство не давало покоя уже на протяжении тех же четырех тысяч лет, и он нет-нет, да и вспоминал о торжественном обещании раздавить гнездо нечисти. И хотя подданных у Трандуила после Дневной войны осталось с горстью кукиш, лесные стрелки то и дело уничтожали дозорные отряды иртха. Дол-гулдурцы платили остроухим той же монетой, во прочем же жили уединенно, из чащи дальше опушек не совались — благо что и гости из-за дурной славы здешних лесов в Чернолесье забредали нечасто. Но при всей этой вольности да независимости подразумевалось, что Дол-Гулдур признаёт власть Харт’ана Гортхара и по первому же зову обязан оказать помощь войскам Унсухуштана. Впрочем, до недавнего времени все это было не более чем неписанным уговором: давним, а потому всерьез ни к чему не обязывающим. А лет пятьдесят-семьдесят тому назад жизнь в Лесной твердыне коренным образом переменилась: Отец Ночного народа вспомнил-таки о забытом духами городе-государстве как о части своих земель. Из-за Черных гор, из-за Рунного моря потекли в тихое Чернолесье воины со щитами и стягами, украшенными изображением Рассветного Ока, да не простые, а сплошь большое начальство. Говорили о грядущей войне, о едином кулаке, что надлежит собрать Ночному народу для нанесения удара по ослабленному безвластием Арнору… Потом Назгул в эти края зачастил, потом была экспедиция в Туманные горы и еще несколько вылазок. А вот теперь, на седьмой месяц от захвата цитадели Осгилиат и начала войны с Гондором, и для Дол-Гулдура нашлась работа.