Время, выбранное степняком для прогулки, было крайне рискованным: успеть бы вернуться в лагерь до подъема, ибо исчезновение единственного в отряде стрелка не останется незамеченным. Но вот беда: в часы дневного отдыха звезд на небе не видно, а ночью снова будет не до того. Остается только одно: вечером, когда огромный огненный шар дневного светила опускается за дальние горы, на меркнущем небосводе зажигаются первые робко мерцающие точки. И Ранхур решил рискнуть, благо, что подходящей высоты дерево обнаружилось в сотне шагов от лагеря. Названия его маленький степняк, разумеется, не знал, да и о том, как именно следует лазать по деревьям, представление имел самое приблизительное: в Мордоре растительности почти нет, а та, что есть, выше двух локтей не вырастает. Помехой тому — постоянный ветер, нехватка влаги и плодородной почвы. Выручило то, что в ранней юности, еще до войны, парню не раз приходилось карабкаться по горным склонам, высматривая отбившегося от стада нхара. Решив, что сам принцип верен, Ранхур скинул сапоги и, цепляясь за сучья и неровности древесной коры, начал взбираться по стволу. Тут-то ему и пришлось впервые по достоинству оценить пользу когтей, которыми мать-природа одарила ночной народ. Не слишком ценное в камнях, сие приспособление как нельзя лучше пригодилось в лесу: когда ветка оказывалась чересчур высоко, то, чтобы достать, довольно было всего лишь подтянуться на пальцах.
Ладони стали липкими от густой, похожей на горный мед, желтоватой клейкой массы, потеки которой покрывали кору дерева. Запах неизвестного вещества оказался резким, но приятным. Он напоминал о сложном переплетении ароматов сушеных трав, что висят под потолком пещеры матери рода. Кажется, там тоже пахло чем-то подобным, а еще…дымом очага… домом… пустыней и солью… свободой. Лууг’ай-нурт… Даже вонь Огнедышащей горы казалась теперь родной и знакомой… «Все, хватит!» — одернул он сам себя. «Только тоски по дому сейчас не хватало. Если так дело пойдет, ты еще и Халгун вспомнишь…» И, исхитрившись повиснуть на одной руке, парень сердито надвинул нарт’харуму совсем низко, так, чтобы ткань закрыла еще и нос. Что толку тревожить себя понапрасну? И дело даже не в том, что Халгун за десятки лиг отсюда…просто все это — бред. Он, Ранхур, однажды вернется прямо к Празднику Ветра, где мужчины племени вновь будут биться за право назвать своей чернокосую красавицу-орчиху… а его — в силу тщедушного телосложения — опять не допустят к состязаниям… И уже будет наплевать, что он там кому и когда обещал. Короче, глупости это… не о том сейчас надо думать. Степняк подтянулся в последний раз и оказался на вершине здоровенной сосны. Там, в вышине, над лесом гулял ветер. Он бушевал в кронах, отчего бескрайнее пространство колышущихся ветвей казалось беспокойной поверхностью волнующегося моря, а не умолкающий ни на миг шелест листьев лишь добавлял сходства. Испытывавший устойчивый страх перед водой Ранхур зажмурился и заставил себя смотреть вверх, туда, где в небе догорал день, и на багряном фоне начинали проступать первые робкие звездочки. Пока что их было совсем мало, но самая крупная и яркая уже подмигивала с высоты хитрым розоватым глазом, да так, что не узнать ее было просто невозможно. Мугулдуз[20], Звезда-Рана…но здесь не Мордор, следовательно, рисунок созвездий будет несколько иным. То, что Мугулдуз всегда указывает на полночь, степняк знал с самого раннего детства, но за горами все другое, даже цвет неба. Придется ждать, пока стемнеет окончательно, а вот этого-то как раз и нельзя. Ладно… попробуем так. Эх, еще бы хоть пару звездочек для ориентации! Ранхур сдернул нарт’харуму и до предела напряг зрение, стараясь различить в пламенеющей выси бледную неровную дугу Харуш[21]. Очаг и Рана — два главнейших небесных ориентира, с незапамятных времен известные народу иртха, означают соответственно полночь и восход, и если увидеть оба знака, то станет, наконец, ясно: прав он в своих подозрениях или нет… Но стоило только этой отчаянной мысли ветром пронестись в голове, как духи, разобидевшись, окончательно отвернулись от не в меру привередливого сына пустыни, и с восхода начали стремительно надвигаться тяжелые тучи. Рваные клочья, гонимые ветром, в мгновение ока затянули небо, и степняк со злости скрипнул зубами. Не судьба…