Руки, подхватившие сзади, стальной хваткой сжали бока. Так…знакомо…
— Шара… Шара… — Багнур вовремя успел поймать оседающую на землю лучницу. — Ранили, что ли? Пхут’тха, когда только успели…Хэй, дзарт-кхан! Кто-нибудь!
— Не… не надо…
Как же тяжело говорить на одном языке — слова путаются…
— Я целая… Все хорошо… вроде бы.
— Какое там! Минуты две уже ору — как об стену… Нет, точно целая? А?
Охотник принялся осматривать девушку. Только сейчас до Шары дошли две вещи; первое — она сидит на земле, разбросав ноги, и второе — пожилой иртха, кажется, впервые назвал ее по имени.
— Пепел и кровь… — выдохнула она и сжала голову ладонями с такой силой, точно собиралась выдавить мозги и впредь обходиться без них. — Опять… Все повторяется…
Охотник как стоял, так и замер с открытым ртом, и без того большие зрачки его черных глаз расплылись во всю радужку в суеверном ужасе.
— К…кхургуб у уллах’ай[24], — ни к кому не обращаясь прошелестел почтительный шепот. — А-йя, ящерица я безмозглая, как же тогда сразу не догадался. На табак подумал…Иргит-ману спит — не спит, будущее во сне видит… дурак я старый.
Услышав сквозь ступор последние слова, орчиха похолодела. В голове, несмотря на туман и отчаянную напряженность ситуации мелькнула дурацкая фраза из анекдота о йерри, что забрел в стойбище иртха и по совету своего внутреннего голоса бросил последний оставшийся метательный нож в шамана племени, после чего услышал довольный глас свыше: «Вот теперь — точно конец!». Сколько лет ей удавалось скрывать эту странную тайну от всех, кроме разве что матери…Сколько лет! Даже в армии, в добрых трех десятках лиг от родного Кундуза, среди чужих полузнакомых лиц, она ухитрялась никому не попадаться на глаза в моменты приступов. Правда, и приступы бывали тогда не особо сильные и достаточно редкие — во всяком случае, до того, чтобы орать во сне, дело прежде не доходило…И для чего? Чтобы на первом же серьезном задании влипнуть точно пух — в масло, сведя к нулю все свои прежние усилия и нехитрые отговорки. И перед кем…Нет, не перед неулыбчивыми ребятами из Моргула, не под взглядом Девятки уллах-тхар’ай, а перед пожилым, наивным и недалеким звероловом с Черных гор, готовым бить поклоны любому явлению природы! Глядя на почтительно опустившего голову коленопреклоненного воина, лучница почувствовала себя польщенной и обреченной одновременно.
— Ну что ты, Багнур… Чушь это все…
Нда-а, кстати… Насчет уллах-тхар’ай — это серьезно, как бы до них слава не дошла. Шара уже помнила времена, когда в течение месяца из всех стойбищ исчезли шаманы. Ничего не объясняя, их уводили под конвоем, а осиротевшее племя в полном составе выходило на дорогу и долго-долго смотрело вослед. А еще через пару месяцев Говорящие-с-духами столь же неожиданно вернулись, и сразу же начались речи о священной войне с западом. Это все можно было бы назвать промыванием мозгов при поддержке потусторонних сил, но холодными змейками по солончакам и каменным пустыням, от стойбища к стойбищу упорно ползли слухи: из тех, кто ушел, вернулись не все.
— Нет, правда — чушь! — изобразив кристально честный взгляд, упрямо повторила лучница. — Просто совпадение, не больше. И потом, это вообще разные вещи… Там какие-то уроды во сне были, а тут — самые обычные сухну, сразу видать. И город был большой, наверное, чуть поменьше Кундуза, а тут — стойбище в три сарая с половиной… Книги были еще обгоревшие…в толстых переплетах, а из этих — она жестом обвела мертвые тела поселян — я вообще не уверена, что хоть кто-нибудь читать…хм,…умел…
— Что там было? — рассеянно слушавший охотник оживился при звуках неизвестного ему слова.
— Ну…э-э…книги, — пожала плечами Шара — Это…ну, что-то вроде свитков, только листы сшиты сбоку, вот так…
И она сделала жест, изображающий открывание переплета и перелистывание страниц, отчаянно при этом соображая, откуда вдруг взялся совершенно четкий образ предмета. Видимо, Багнура терзал тот же вопрос, и он уже открыл было рот, но тут их задушевную беседу резко прервали. На площади показался Дагхур, и к нему тотчас же подбежали двое, в одном из которых узнавался маленький степняк.