Гвалт стоял порядочный, и невольно забывалось, что всего час назад эта потрепанная и измученная двухдневным переходом толпа мечтала только о двух в жизни вещах: воде и сне.
— Ну и че, ты хочешь сказать, что война начнется из-за каких-то паршивых мечей? Че, думаешь тарки все сплошь тупые, и не отличат ургун[10] от й’танга[11]?! — не выдержал Хаграр. — И так видать, что это не иртха…
— Видать, — согласился полковой умник. — Да только оно без разницы. Ты че-то недопонял, похоже. Погляди на Гондор: ну чего у них есть? Скалы да море, ну, каменоломни…ну, и все. А у нас?
— У нас тоже скалы, — съехидничал Хаграр, оскорбленный покровительственным тоном. — Только у нас еще и моря нет…
— Угу, — кивнуло несостоявшееся светило науки. — Моря-то, может, и нет, зато рудные жилы на поверхность выходят, вдоль Восточно-Горгоротского хребта таингур — скважина на скважине, только что ключом не бьет. Уголь… да на хрена нам этот уголь, если «кровь камня» может в топках гореть не хуже. Не земля у Мордора, а бездонная кладовая… Ты думаешь, тарки этого не понимают?
— Да бред это все, — подал голос Радбуг, вытягивая ноги — Таингур… мечи какие-то. Ясно же, что война будет… а это все — так, просто повод надо было хоть какой найти. Мне вот вообще до задницы…
— Так из-за чего война тогда? — крикнул Таглук, перекрывая ожесточенный спор. — На хрена тогда вообще все, если причин нет?
Народ примолк, обдумывая вопрос. И тут в наступившей тишине наконец-то стал слышен голос маленького степняка.
— Причина, говоришь? — прищурился Ранхур, раскуривая трубку. — Есть причина. Только тарки здесь не при чем.
— А кто? — не понял Таглук. — Ну, не мы же… Мордор никогда не начинал первым.
Ранхур неспешно затянулся и опустил глаза:
— Вот и пришлось… Я, конечно, в Хараде не обучался, всю жизнь в Горгоротских пустынях провел… Когда двенадцать лет назад один за другим пересохли подряд два кудука[12], я понял — что-то меняется. Земля стала горячая, над пустыней появился четкий запах гари… Короче, как проснулся Ородруин, я помню лучше вас всех… Уже тогда шаман нашего племени говорил, что духи отвернулись от народа иртха и даже самые камни раскалились от их гнева. Как же был прав Говорящий-с-Духами! Вулкан не просто проснулся, все куда хуже… Уфтхак!
Степняк тронул за плечо громилу — шахтера, словно приглашая высказаться. Все взгляды оказались прикованы к этой гигантской фигуре, на добрую голову возвышающейся над толпой.
— Да. Не просто проснулся… — как всегда флегматично ответил Уфтхак. — Я десять лет на южном склоне вулканическую породу киркой ковырял и видел, что состав меняется. А так бывает только когда лавы слишком много и она наружу прет. Извержение будет… Весь Удун зальет, да и часть Горгорота пожалуй…
— Не очень страшно, да? — Ранхур выпустил клуб сизого дыма. — Удун — попросту яма с голыми стенами, а на Горгороте живут только пустоголовые вроде меня… все просто. Случись что — уйти на юг или в горы, для нас — раз плюнуть. Да только вы не забывайте, парень правду сказал: вдоль Восточно-Горгоротского хребта и вправду таингур залегает. Если лава докатится до скважин… кхм… мне сдается, что Мордор… Как бы это сказать… ну, станет непригодным для обитания.
11
Тяжелая сабля с обратным изгибом лезвия на конце, называемая на западе «ятаган» — искаж. от «й’танг».