Все эти нескончаемые обиды озлобили Ласаро, и он возненавидел слепца. Некоторое время мальчик отыгрывался, водя его по самым ухабистым дорогам и по самой непролазной грязи, а под конец, решив сбежать от бродяги-тирана, в отместку за все побои и вечный голод Ласаро подвёл старика к месту, откуда тому нужно было перепрыгнуть через узенький ручей, причём поставил слепого так, что, прыгнув, он непременно врезался бы в каменный столб. Всё вышло, как было задумано. Старик отступил на шаг и прыгнул «ловко, как коза», однако налетел на столб, отчего потерял сознание.
С этого времени Ласаро переходил от одного хозяина к другому. Парнишка с большим юмором рассказывает, как он стал слугой разорившегося джентльмена и с помощью мошеннических уловок некоторое время кормил не только себя, но и своего незадачливого хозяина. Потом судьба свела его с парой обманщиков, придумавших аферу с использованием папских грамот, именуемых буллами. Один направлялся в церковь и заявлял, что у него есть священные буллы, способные исцелять недуги. В это время в храм заходил стражник и объявлял торговца буллами жуликом. Потом стражник падал на пол, как будто поражённый ударом, но после того как ему клали на голову «буллу», мгновенно «выздоравливал». Увидев такое «чудо», народ в церкви устремлялся покупать благословенные грамоты.
Удача улыбнулась Ласаро, когда он женился на служанке зодчего. Хотя все вокруг шептались, что этот брак служит ширмой, потому что его супруга была любовницей священника, сам Ласаро не обращал на это внимания, ибо извлекал из своей женитьбы немалую выгоду. Когда его жена отошла в мир иной, на Ласаро вновь обрушились беды. Причём такие, что, как сообщает читателю он сам, «даже попытаться пересказать их было бы для меня слишком трудной и жестокой задачей».
По правде говоря, читать о жизни Ласаро показалось мне не так забавно, как о приключениях Гусмана. Книга была покороче, да и сюжет романа оказался не столь лихо закручен, но горести Ласаро, включая все его страдания от злых людей, с коими беднягу постоянно сводила судьба, возможно, отражали более реалистический взгляд на мир.
Постепенно веки мои отяжелели. Дочитав книгу, я прилёг и задремал.
Я проснулся оттого, что рядом со мной упал и отскочил от земли камень. Мигом встрепенувшись, я увидел, что его бросила та самая девица, которая заманила меня к воителям-Ягуарам. Мария стояла на склоне холма чуть выше меня, но стоило мне взглянуть на неё, мигом отвернулась, тик что я ус пел лишь мельком различить её черты.
— Мария! Мам нужно поговорить! крикнул я.
После исчезновения науали мы искали девушку, но так и не нашли. Я направился к ней, твёрдо решив, что уж на сей раз в ловушку не попадусь. Если она скроется в кустах, я вернусь в лагерь и позову Матео. Если, конечно, застану его на месте.
Я проделал не более ста шагов, когда девушка остановилась, по-прежнему стоя ко мне спиной. Я ещё чуть-чуть прошёл вперёд, Мария обернулась — и я увидел не юную девушку, но настоящего демона. Науали на манер ацтекских жрецов, облачавшихся в содранную со своих жертв кожу, снял кожу с её лица, использовав в качестве маски, и вдобавок нацепил одежду несчастной.
С диким, злобным криком он устремился ко мне, высоко воздев красный от крови убитой девушки обсидиановый нож.
Я выхватил свой собственный нож, хотя и понимал, что шансов у меня маловато. Мой нож был гораздо короче, не говоря уж о том, что мне предстояла схватка с закоренелым убийцей, да вдобавок ещё и охваченным яростью.
Я пятился, размахивая перед собой ножом и стараясь не подпустить врага. Моими преимуществами были высокий рост и более длинные руки, но науали двигали ярость и безумие. Он рвался напролом, не обращая внимания на взмахи моего ножа, и в конце концов отточенный обсидиан полоснул по моему предплечью. Я пошатнулся, отпрянул, под пятку мне подвернулся камень, и я, споткнувшись, кубарем покатился в расщелину, разодрав спину о её шероховатые склоны и приложившись головой о скалу.
Это падение спасло мне жизнь, потому что я оказался вне пределов досягаемости науали. Он остановился на краю расщелины и, издав душераздирающий вопль, высоко поднял нож, с очевидным намерением спрыгнуть вниз, ко мне.
Краешком глаза я заметил какое-то движение. Науали тоже увидел его и развернулся, взмахнув ножом.
Делитель надвигался на чёрного колдуна, потрясая большим ярко-зелёным пером.
Я в ужасе заорал, чтобы старик — куда ему было с каким-то пёрышком против ножа — немедленно бежал прочь, а сам стал отчаянно карабкаться наверх. Но всё тщетно: подтянувшись на фут, я соскальзывал на два, а между тем оба чародея, один с ножом, а второй с пером, сошлись вплотную. Целитель взмахнул пером. Науали вонзил ему нож в живот по самую рукоять.