Также Вы поручили мне добиться от сего злоумышленника сведений о местонахождении поминавшейся выше женщины, индианки из народа ацтеков, которая считается его матерью. Оная женщина публично отреклась от Кристобаля, заявив, что не рожала этого бастарда. (Правда ли это, или она придумала такую историю, стыдясь дурной крови сына, будет установлено достоверно и окончательно лишь после того, как сия индианка будет найдена и подвергнута допросу с помощью тех средств добытия истины, каковые имеются во вверенной моему попечению тюрьме).
Должен с сожалением признаться Вашему Высокопревосходительству, что возложенная на меня задача оказалась более трудной и отвратительной, чем приснопамятный подвиг Геракла по очистке конюшен царя Авгия. Мне противна сама мысль о необходимости подвергать допросу этого никчёмного отпрыска уличной шлюхи, словно добропорядочную персону, вместо того чтобы просто вздёрнуть его на первом суку. Однако, памятуя о том, что у мертвеца уже невозможно вырвать никакого признания, я вынужден добывать крупицы интересующих Вас сведений с помощью пыток, не имея пока возможности отправить гнусного разбойника к его господину, каковой, несомненно, есть не кто иной, как сам Дьявол.
Для начала у нас принято допрашивать подозреваемого с помощью верёвочной петли и палки. Как, несомненно, хорошо известно Вашему Высокопревосходительству, мы набрасываем верёвочную петлю на какую-либо из частей тела испытуемого, после чего скручиваем верёвку посредством вращения подсунутой под неё палки. Сдавливание петли причиняет испытуемому боль. Обычно пяти поворотов палки бывает достаточно, чтобы добиться от узника желаемого, однако должен признаться, что методов, хорошо зарекомендовавших себя при работе с лавочниками и женщинами, может оказаться недостаточно, когда имеешь дело с подобным безумцем. О, из него наши усилия не исторгли ничего, кроме смеха. Для усиления воздействия мы намочили верёвки, но по-прежнему не сумели добиться от злоумышленника ни покаяния, ни признания. При этом, к сожалению, мы не могли набросить петлю ему на голову — таковой метод наиболее эффективен, но чреват выдавливанием глаз, а ослепнув, злодей не сможет привести нас к сокровищам.
Увы, наша крохотная колониальная подземная тюрьма не снабжена инструментарием, необходимым для обращения с закоренелыми негодяями, подобными этому бастарду. Обращаю внимание Вашего Высокопревосходительства на то, что я неоднократно ходатайствовал о выделении нам имеющихся в крупных тюрьмах инструментов, необходимых для проведения допросов третьей степени, и, пользуясь случаем, повторяю свою просьбу. Особенно меня интересует инструмент, который я заприметил ещё в бытность молодым стражником в мадридской Саладеро, наиславнейшей из темниц. Это так называемый «бык Фалариса»: одной угрозы применения сей пытки бывает достаточно, чтобы развязать языки самым несговорчивым.
По слухам, этот «бык» представляет собой изобретение некоего Фалариса, тирана древнего города Акрагаса, что на Сицилии. Оный Фаларис повелел изготовить истинное чудовище — полую внутри бронзовую статую быка в натуральную величину. Подвергавшихся допросу заталкивали через люк в чрево статуи, после чего под её брюхом разводили огонь. Доносившиеся изнутри истошные вопли наказуемого создавали впечатление рёва настоящего быка. Говорят, первой жертвой этого творения стал его же изготовитель Перилаус, зажаренный в быке по приказу Фалариса. Впрочем, и сам тиран не избегнул подобной участи, ибо был свергнут и препровождён во чрево собственного детища.
Однако, полагаю, эти факты и так известны Вашему Высокопревосходительству. Если я позволяю себе привести их, то лишь с целью напомнить: было бы весьма желательно при отправке в Мадрид очередной депеши попросить выделить для наших нужд одного из таких быков, дабы его рёв, отдаваясь эхом по нашей маленькой тюрьме, повергал в трепет самых непокорных узников.
Возвращаясь к теме моего донесения, сообщаю, что, когда стало ясно, что допрашиваемый Кристо Бастард есть не обычный преступник, но подлинный демон в человеческом обличье, я, с Вашего позволения, позволил себе прибегнуть к помощи человека, поднаторевшего в развязывании языков тех, чьи уста запечатаны самим властелином тьмы. Я говорю о брате Осорио, монахе-доминиканце из Веракруса, каковой приобрёл недюжинный опыт и обширные познания, допрашивая для нужд святой инквизиции евреев, мавров, чародеев, колдуний, магов и прочих святотатцев, что тайком вредят католической церкви.