Но то был не какой-то богач, спящий на шёлковой постели с сундучком сокровищ в ногах, и не младший отпрыск знатного рода, отказавшийся от карьеры священнослужителя, чтобы последовать за богом войны. Нет, незнакомец скорее походил на наёмника, предлагавшего свой клинок тому, кто больше заплатит.
Picaro — первое, что пришло мне в голову при виде этого хлыща. Разумеется, я читал историю о том легендарном плуте picaro, Гусмане де Альфараче. Её знали все, умевшие читать, а уж потом я услышал и о других легендарных picaros, включая поэта-меченосца по имени Матео Росас де Оквендо. Но тогда я, разумеется, и не подозревал, что в один прекрасный день сведу с этим щёголем и задирой более тесное знакомство.
Словом «picaro» называли проходимца и авантюриста, жившего за счёт изворотливого ума и острой шпаги, вечно балансировавшего на грани закона, а зачастую и преступавшего черту на шаг-другой. В Испании picaros подвергались официальному осуждению, а доступ в колонии для этих людей был закрыт; и если такого мошенника выявляли на следующем в Новую Испанию корабле, его высаживали на Филиппинах, что означало почти верную смерть от рук мародерствующих туземцев или малярии. Эти острова, лежащие за великим Западным морем, почти у самого Китая, были открыты Фернаном Магелланом, который там и расстался с жизнью. Названные в честь славного короля Филиппа II, эти острова, по слухам, были прекрасны, но смертельно опасны.
Разумеется, хотя объяснялись столь строгие меры стремлением оградить колонии от разлагающего влияния picaros, диктовались они не столько моральными, сколько финансовыми соображениями. Серебро было кровью, необходимой для жизни Матери-Испании, и корона не хотела, чтобы эта серебряная артерия подвергалась опасности со стороны отважных, хитроумных, прекрасно владеющих оружием и готовых на всё ради наживы picaros.
Однако, несмотря на все препоны, золото и серебро Нового Света в сочетании с возможностью скрыться от долгов, наделанных в Старом, где по picaros нередко плакала тюрьма, были слишком сильной приманкой, а эти люди умели преодолевать любые преграды. Невзирая на угрозы и кары, всякого рода мошенники и авантюристы — кто так, кто эдак — проникали на корабли и прибывали в Веракрус в надежде на скорую поживу.
Тот малый, который привлёк сейчас моё внимание, мог, конечно, одурачить власти и ищеек короны, но я видел его насквозь. Передо мной был мошенник, вырядившийся кабальеро. Да, оделся он на манер аристократа, и, надо думать, тот дворянин, у которого украли этот костюм, заплатил за него немалые деньги, но от моего взгляда не укрылись ни стоптанные каблуки, ни обтрёпанные манжеты, ни запачканные рукава. Этот человек был из разряда тех, кто, коли уж заведутся деньжата, пустит их не на щегольство, а скорее на плотские утехи.
А видели бы вы его глаза, их неповторимый, безрассудно-отважный блеск! Это были глаза человека, который любезно купит вам выпивку, а уже минуту спустя перережет собутыльнику горло; который примет вашу помощь и покровительство, а потом соблазнит ваших жену и дочерей. Это были глаза убийцы, разбойника с большой дороги, проходимца, скандалиста, совратителя женщин и наёмника, готового продать свою шпагу тому, кто больше заплатит. Право же, у такого человека мне было чему поучиться.
Мой вид вызвал у него лукавую ухмылку. Ошеломляющую, достаточную, чтобы разбить сердце порочной женщины — ил и превратить добродетельную даму в порочную. Я был настолько заворожён удивительным блеском сверкающего золотого зуба, что даже не сразу заметил, что этот тип теребит между пальцами два реала. Ясное дело, улыбка его была столь же искренней, как крокодиловы слёзы.
— У меня есть для тебя работёнка, chico loco[16], — сказал он.
— Какая? — спросил я, не сводя глаз с монет. Не всякий взрослый мог заработать два реала в день, а лично мне вообще ещё ни разу в жизни не удавалось получить такие деньги.
Авантюрист кивком головы указал на установленный на помосте крытый павильон, где для встречи архиепископа собралась городская знать во главе с самим алькальдом. К услугам высокочтимой публики там были расставлены столы с кушаньями и напитками, а среди собравшихся находилась и молодая жена алькальда (первая его супруга недавно скончалась от лихорадки). Заметив, что мы смотрим на неё, юная женщина кокетливо улыбнулась моему новоиспечённому работодателю. Глаза её светились соблазнительной нежностью, а нарядом служило одно из тех пышных, с натянутыми на обручи юбками, парадных платьев, в которых невозможно ни лечь, ни сесть и единственное предназначение коих — вызывать восхищение gachupines.