Брат Фонеска нашёл сей случай весьма любопытным и важным, а потому попросил, чтобы по окончании нашего преследующего сугубо мирские цели допроса пленник был передан ему и брату Осорио для более тщательного изучения этого феномена, а также выявления непотребных связей вышеупомянутого гнусного разбойника с Врагом Рода Человеческого.
А поскольку метис не покаялся в своих злодеяниях и не раскрыл местонахождение сокровищ, я, полагая, что сам Дьявол помогает ему с упорством переносить пытки, присоединяюсь к ходатайству благочестивых монахов и рекомендую передать его в ведение Его Католического Величества святой инквизиции для дальнейшего допроса, приведения к покаянию и последующей казни.
В ожидании инструкций Вашего Высокопревосходительства я счёл возможным предоставить узнику по его просьбе перо и бумагу, ибо сей ничтожный метис, к величайшему моему удивлению, заявил, что умеет читать и писать. Ещё большее удивление мне пришлось испытать после того, как я, полагая, что это пустая похвальба, потребовал, дабы он вывел на бумаге фразу в моём присутствии — что и было им незамедлительно сделано. Воистину он владеет пером не хуже священника! Одновременно с выражением удивления считаю нужным донести до Вашего Высокопревосходительства и свою обеспокоенность тем, что грамотность может распространиться среди столь низких людей, настоящего отребья. Это, разумеется, противно как проводимой Вами политике, так и естественному порядку вещей, согласно которому сему бастарду и ему подобным пристало быть лишь слугами и заниматься чёрной работой.
Однако, поскольку Вы прозорливо полагаете, что чем больше сей метис будет разглагольствовать, тем вероятнее возможность того, что он при этом ненароком обронит слова, способные облегчить наши поиски, я дал ему перо и бумагу, предоставив возможность записывать все свои бредни.
Согласно Вашему пожеланию, все писания оного безумца, сколь бы вздорны и нелепы они ни были, будут препровождаться Вашему Высокопревосходительству для ознакомления.
Пред ликом Господа хочу засвидетельствовать истинность всего вышеизложенного, и да пребудут с Вашим Высокопревосходительством защита и попечение Всевышнего.
Писано в первый день февраля, в год одна тысяча шестьсот двадцать четвёртый от Рождества Христова.
.
капитан тюремной стражи
2
«Ni thaka! Мы тоже люди!»
Эти слова, выкрикнутые на языке ацтеков умирающим человеком, который носил, подобно тягловой скотине, на лице клеймо своего хозяина-испанца, звучат в моей голове сейчас, когда я готовлюсь записать свои мысли на чистой бумаге, полученной от смотрителя подземной вице-королевской тюрьмы.
«Я тоже человек!» — вот слова, которые я произносил в своей жизни много раз.
Сейчас я сижу в мрачной камере, и единственная чадящая свеча образует лишь пятнышко света в непроглядной тьме. Капитан отобрал у меня одежду, дабы даже тогда, когда палачи отдыхают, мои раны продолжали терзать паразиты. О, какие же муки способна измыслить человеческая жестокость! Кажется, если бы палачи содрали с меня шкуру, словно охотники с оленя, я испытывал бы меньшие страдания, чем ныне, когда в открытых ранах копошатся, щиплют окровавленную плоть своими ужасными хоботками многоногие твари.
Моё нагое тело ощущает холод сырого камня, и я непроизвольно дрожу. Пронзающий до мозга костей холод и звуки, издаваемые другими узниками, продолжают поддерживать во мне уверенность в том, что я всё ещё человек. Здесь слишком темно, чтобы видеть их лица, но я физически чувствую страх и боль других узников. Может быть, окажись я в этом застенке случайно, незаслуженно, по жестокой несправедливости, выпавшие на мою долю мучения и жалкое положение узника удручали бы меня более, но я честно признаюсь, что Господь, в несказанной доброте своей, дал мне изведать многое, и, право же, не раз надо мной нависала угроза эшафота. Не сомневаюсь, что вполне заслужил все свои теперешние муки, а может, даже и больше.