Заметив, что маг сомневается, Сэт гадко хмыкнул, выхватил у задумавшегося и не ожидавшего такого поворота лекаря шкатулку, в мгновение ока достал кинжал и полоснул местного владыку по руке. Лезвие немного вибрируя впитала кровь, как сухая земля воду.
- Всё, теперь не откажешься. У такого оружия может быть только один хозяин - тот, чью кровь он испробует первым, разумеется, в случае нелетального исхода, - широко улыбнувшись, объяснил вампир, протягивая кинжал Астару рукояткой вперёд.
Тот хмыкнул, но клинок принял. Дальше шли молча.
- Спасибо за всё, ребята, - крепко пожав проклятым руки, сказал тёмный маг, когда они стояли на опушке Чёрного леса. - И удачи вам.
- Тебе тоже спасибо, Астар. Всего хорошего, - лучезарно улыбнулся Сэт.
- До встречи, - кивнул Тир, и оба наёмника решительно вышли из леса.
Когда силуэты друзей скрылись за деревьями, Хозяин леса грустно вздохнул: опять начиналось время одиночества и разговоров с лесной живностью. Владыка открыл шкатулку, которую до сих пор держал в руках, как ему её отдал клыкастый, извлёк на свет кинжал - тот словно бы за урчал под прикосновением хозяина. Маг улыбнулся, сел на траву, положил подарок на колени и достал из коробки ножны, намериваясь спрятать в них оружие и повесить их на пояс, и удивлённо приподнял брови. На дне деревянного ящичка лежал, сложенный вдвое листок плотной белой бумаги. Отложив ножны, лекарь душ достал записку, развернул её, пробежал взглядом по паре строчек, написанных чётким крупным почерком с сильным наклоном вправо. Тёмный маг невольно засмеялся - на листке было написаны два не сложных, но весьма интересных заклинаний вызова - одно Тира, другое Сэта. Что уж тут говорить, этой бумажке Астар был раза в два больше рад, чем волшебному клинку. Похоже, проклятые не собирались оставлять его общаться со зверушками. Как выразился вампир, разговор с белкой - это шизофрения.
***
В небольшом придорожном трактире, очень удачно расположившемся на расстояние пары дневных переходов от Гарана - крупного портового города - сегодня было довольно много народа - в конце недели начиналась ярмарка, и торговцы спешили в город. Постоялый двор был забит под завязку, несмотря на то, что корчмарь заламывал цены втрое больше обычного.
Трактирщик был очень собой доволен, и поэтому даже запустил какого-то бродячего менестреля, пообещав тому бесплатный ужин, если народу понравится его игра. Бард, молодой ещё совсем парень, судя по внешности и одежде - коричневые волосы с редкими зелёными прядками, изумрудные глаза и внешне хрупкое телосложение, а также болотного цвета дорожный костюм, - был толи друидом, толи полукровкой.
Парень играл потрясающе хорошо, народ одобрительно хлопал и свистел - в стакан к менестрелю летели медные, а иногда (правда, крайне редко) даже серебряные монеты. Молодой бард обводил зал довольным взглядом - его, похоже, не особо волновало денежное вознаграждение. Он был рад тому, что ни один человек не остался равнодушным к его игре и хоть как-то реагировал на него: кто хлопал, кто, прикрыв глаза, кивал в такт музыке, кто улыбался, а кто просто смотрел на певца.
Единственные, не обращавшие на старания друида внимания, были двое наёмников, а может и убийц (одно другого не исключает), сидящих за небольшим столиком в углу таверны. Они оставались в плащах, с надвинутыми на глаза капюшонами и, казалось, не замечали никого и ничего, кроме кувшина вина, стоящего на столе, да тарелок с едой, довольно быстро принесённых разносчицей.
Эти наёмники сразу не понравились хозяину таверны - от мрачных типов веяло опасностью на несколько лиг. Но, к сожалению, они относились к тому типу людей (или нелюдей), которым лучше не отказывать. Слава богам, сидели эти двое тихо и никому не мешали. Друид бросал на них какие-то странные, понимающе-грусные взгляды, будто бы знал о них что-то.
Уже ближе к ночи, когда таверна почти опустела: кто-то ушёл спать, а кто-то (из тех, кто жили в расположенной чуть в стороне деревушке) отправился домой - бард, который уже собирался отложить гитару и насладиться честно заслуженным ужином, облокотился о стену и стал негромко перебирать струны:
- Расскажи мне, как я уходил,
И как плакал дождь, а в небе не было звёзд,
Как назад оглянуться не было силы,
И мешались с дождём солёные капли слёз.
Песня звучала тихо, но слова разносились по всему трактиру. Наёмники в углу, которые всё так же сидели за своим столиком и негромко переговаривались, впервые за весь вечер удостоили менестреля своим вниманием - их долгие, тяжёлые, пронзительные взгляды чувствовались несмотря на надвинутые на глаза капюшоны. Но теперь уже певец не обращал на них никакого внимания - он задумчиво глядел в раскрытое окно, как будто мог видеть что-то сквозь покров ночи. А может и видел, кто их, друидов, знает.
- Пусть сотрёт мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят,
И уходит в беззвёздную полночь Воин Рассвета,
Унося свою боль и без права вернуться назад.
Расскажи мне, как плакали струны,
Как горели стихи, оставаясь на сердце навек,
Как в глазах отражался пламень безумья,
И как в страшных мученьях во мне умирал Человек.
Пусть сотрёт мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят,
И уходит в беззвёздную полночь Воин Рассвета,
Унося свою боль и без права вернуться назад.
Расскажи мне о мокрой дороге,
Что сокрыла следы навсегда уходящего в путь,
Как застыли в суровом молчании боги,
Не желавшие снова отнятое счастье вернуть.
Пусть сотрёт мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят,
И уходит в беззвёздную полночь Воин Рассвета,
Унося свою боль и без права вернуться назад.(1)
Менестрель ещё пару минут пялился абсолютно пустыми глазами в тёмный провал окна, из которого приятно тянуло ночной свежестью. Потом потряс головой, словно сгоняя какое-то наваждение, погладил гриф гитары и сел за стол, уже накрытый по приказу корчмаря и располагавшийся около лестницы наверх
- Парень, а что это сейчас было? - присев к певцу, поинтересовался трактирщик. - Красиво, конечно, но боюсь, никто из здесь присутствующих пьянчуг не поймёт.
- Да так... накипело, - друид пожал плечами. - А на счёт поймут - не поймут, мне всё равно: не для пьянчуг пелось.
Наемники, наконец, встали и быстрым шагом двинулись в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для постояльцев. Они прошли совсем вплотную к столику менестреля, который провожал их задумчиво-печальным взглядом. В кружке для мзды, дважды звякнуло, когда типы в плащах, проходя мимо, по очереди, словно невзначай задели край стола. Трактирщик с удивлением вылупился на два золотых, лежавших поверх горсти медяков.
(1)Тэм Гринхилл "Воин Рассвета"