— Лёнь, ты не ошибся?
— Что я, слепой, что ли! Вот честное слово, он! Могу пионерское дать.
— А записка?
— Что — записка?
— Он же ее ночью подсунул. И до сих пор сидел там, ждал?
Лёня задумчиво почесал нос.
— Н-да… Значит, сидел. Только зачем?
Эта путаница держала в напряжении, немножко пугала и злила.
— Еще рукой помахал!..
— Ладно! Торопиться нужно, — решил звеньевой. — Видите, он на машине. В два счета там будет… А мы все равно не отступимся! Идем.
— Подожди. Про дорогу-то надо узнать.
Скоро показались конные повозки, сразу с двух сторон. Молодой веселый колхозник, приветливо поздоровавшись с ребятами, подтвердил, что река, где они были недавно, действительно называется Каменкой, и рассказал о дальнейшей дороге.
— Путешествуете, что ли? — ласково спросил он.
— Путешествуем.
— Ну, шагайте. Хорошего пути вам!
Пройдя километр по шоссе, они свернули на лесную тропинку. Жара убавилась. Итти стало легче.
На ночевку расположились в диком крутобоком логу, у небольшого прозрачного ключика. На дне его была видна каждая песчинка, а от холодной воды ломило зубы. Темнозеленые игольчатые ветви елей, чуть серебрясь, гнулись к земле. По логу громоздились камни. Вёснами здесь протекает, наверное, какая-то горная речушка, бурлит и клокочет, перекатываясь с камня на камень. Лог и сейчас поблескивал на солнце, словно по дну его струилась вода. Это блестели маленькие камешки. Тут были и кварц, и свинцовый блеск, и роговая обманка, и слюда, и еще что-то, названия чему ребята не знали. Лёня все собирал, завертывал в бумажки и складывал в мешок.
По краю лога болтались мохнатые и длинные-предлинные корни сосен, подмытые весенней водой. Миша где-то слыхал, что в корнях, меж мелких ответвлений, находят самородки золота. Все принялись искать. Долго искали. И не нашли.
Приготовили ужин. Дима разливал чай. Землю окутала мгла. Костер освещал небольшую часть леса, ель, протянувшую широкую лапу к груде камней, а дальше стояла черная глухая стена тайги.
Вдруг там, во тьме, громко хрустнул сучок.
— Кто? — окликнул Лёня.
Лес молчал. Но опять захрустели ветви. Кто-то подходил к костру.
4. Ночной гость
Миша бросил в огонь сухую хворостину. Затрещав, она пыхнула, и тьма шарахнулась в сторону, но, отпрыгнув, стала еще чернее, гуще. Лёня порывисто вскочил, шагнул навстречу хрусту и, сжав кулаки, повторил:
— Кто, спрашиваю?
Миша тоже поднялся. Громадные глаза Димы застыли в настороженном взгляде.
Раздвигая рукой ветки и нагибаясь, из тьмы вышел высокий бородатый старик. Он был в сапогах и брезентовом плаще, на голове сидел низко надвинутый потрепанный картуз. Борода, широкая и пышная, была желтовато-серой: снежные нити в ней путались с волосами табачного цвета. Рыжие, прокуренные усы сплетались с бородой. Под картузом белела седина, а над носом, широким и крепким, как смоляной сучок, над темными глазами нависали по-стариковски лохматые, густые брови. В широкоплечей фигуре старика чувствовалась сила, от лица веяло таежной суровостью.
— Хлеб да соль, — сказал пришелец негромким, низким голосом. Повременив немного, он спросил: — Что, трошки пугнулись?
— Спасибо, — ответил Лёня сначала на приветствие, потом — задорно — на вопрос: — А что пугаться-то? Не из боязливых.
— Хо, ишь ты! — Старик тряхнул бородой. — Рисковые… А посидеть с вами можно?
— Садитесь.
Миша подвинулся. Старик огляделся, подтянул под себя жердину, опустился легко, как на стул. Все молчали. Он не спеша расстегнул свой брезентовый плащ, вынул кисет, кургузую трубочку-самоделку и большим заскорузлым пальцем стал набивать табак. Вытащив из костра уголек, старик взял его двумя пальцами, будто холодный камешек, приложил к трубке и стал пыхать дымом, спокойно и размеренно. Раскурив трубку и бросив уголек обратно в костер, он так же не спеша огляделся, посмотрел на небо, еще чуточку помолчал, пыхнул трубкой и неожиданно улыбнулся. Борода его подалась вперед, усы раздвинулись, а вокруг глаз сбежались морщины.
— Хорошо-о! — сказал он окая.
Все вдруг увидели, что глаза у него вовсе не темные, а светлые, стариковские, и от широкой улыбки стало как-то легче и теплее. Завозились, усаживаясь поудобнее. Дима спросил:
— Чаю, дедушка, хотите?
— Благодарствую. Не обижу, так выпью.
— Зачем обидите? У нас чаю много. Не покупной — лесной, брусничный. И сахар есть.
— Куда дорога-то? — спросил дед, принимая кружку.
— Что? — не понял Дима.
— Куда путь держите?