Дима попробовал запеть. Но песня получалась плохо. Петь он перестал, но его решительность не уменьшилась.
Если поднять голову и размахивать руками, шагается легче. А заблудиться в лесу — это даже интересно. То-то будет смеху, когда они снова соберутся вместе, лихие друзья-приятели, и будут потешаться над этим случаем из «научной» деятельности экспедиционного ботаника!
Но тут Дима заметил, что лес кругом настороженно-тихий, не слышно птиц, а над землей стелется легкий дымок и пахнет гарью. И сразу пришла мысль о лесном пожаре. Дима остановился и замер. Его охватил страх.
Он долго стоял не двигаясь. Было тихо-тихо. И пахло паленой сосной.
Если пожар — надо бежать. Но куда? Где горит лес? В какой стороне?
Оглядевшись, Дима залез на ближайшее дерево. Он ничего не увидел — горизонт застилала густая грязновато-серая дымка.
С какой же стороны ждать огня? Знают ли о нем ребята? Где они? А вдруг огонь там, около них?
Дима спустился с дерева и прислонился к стволу. Он почувствовал сильную слабость. Все мускулы тела мелко дрожали.
Надо итти. Все равно надо итти!
Дима пошел. Пересекая заболоченную низину, он заметил несколько водяных лилий, тех, что зовутся кувшинками. Он разулся, залез в воду и, ухватив крупный белый цветок, мирно покоившийся на широком круглом листке, потянул его к себе. Из воды показался длинный и гладкий, как тонкая резиновая трубочка, стебель, булькнули пузырьки, и вслед за стеблем вытянулся тоже длинный, но толстый, почти в руку, корень лилии. Мягкий и скользкий, он был пресным на вкус, но все же утолил немного голод.
Дима снова шел. Снова падал духом и вновь бодрился. Раза два ему слышались людские голоса и топот копыт. Шум проносился где-то в стороне и исчезал. Дима кричал, но безрезультатно. Он понял, куда спешат люди: на пожар. Скорее за ними! Пусть там огонь — он пойдет за ними. Там люди.
Спотыкаясь и шатаясь, Дима побежал на восток, куда умчались повозки.
Он бежал и шел, должно быть, долго. Стемнело, приближалась ночь. Дима горестно размышлял о друзьях. «Свинья я, а не товарищ! Подвожу всех!»
Небо стало бордовым. И не просто бордовым, как это бывает иногда на заре, а в какой-то неровной туманной колышущейся пелене. Дима подумал, что теперь можно увидев пожар, и, выбрав сосну повыше, полез на нее. Сучков внизу почти не было, пришлось лезть в обхват. Картина, которую он увидел с верхушки дерева, была одновременно очень красивая и страшная.
За переплетом черных ветвей, за зубцами торчащих сосновых макушек разлилась яркожелтая, с белыми переливами огненная кипень. Что-то металось там, ходило ходуном, и отзвуки глухого, протяжного стона ползли по-над лесом. Над разливом пламени клубился дым, и его грязные темные космы смешивались с тяжело плывущими белыми наслоениями.
Дым всползал все выше, желто-багровые отсветы колыхались по небу, и все небо окрашивалось в цвет густой, испорченной крови.
Дима смотрел на это зрелище, вытянув свою длинную шею, вцепившись пальцами в мягко качающиеся ветви. В нем смешались и страх, и восторг, и тоскливая тревога за друзей. «Я должен найти их хотя бы ночью!» решил Дима.
Он шел в сторону пожара, на зарево, таявшее в небе, но в лесу было темно и жутко. Он часто спотыкался и оступался в ямы.
Воздух наполнялся сухим зноем, словно кто-то толкал по лесу волны каленого ветра. По земле полз густой дым. В горле першило.
Вдруг Дима услышал какой-то крик. Он прислушался. Глуховатый женский голос протяжно выкликал какое-то одно слово, похожее на Димину фамилию.
— Я-а-а-а! — завопил Дима.
Крик повторился. Дима снова ответил, и вскоре к нему подъехала на тяжело храпевшей лошади какая-то женщина. Она слезла на землю, прихрамывая подошла к Диме и начала ворчливо выговаривать ему, словно своему напроказившему сыну:
— И где тебя, оглашенного, черти носят! Весь лес изъелозила, коня заморила! Запропастился не знаю куда! Чего молчишь-то? Влезай давай. Да не бойся, не кусается он, смиренный. От дыму это храпит…
Так она ворчала, а сама тем временем сильной своей рукой подсадила Диму, забралась в седло и, продолжая ворчать — теперь уже на коня, — пустила его рысцой в сторону пожара. Конь храпел, но не бился и послушно бежал вперед.