Но кузница оказалась закрытой. Дима отправился с инструментом к ребятам, а Вова остался дожидаться кузнеца. Ваня присел рядом с ним. Он был старше Вовы года на два. На голове его плотно сидел черный суконный картуз с надломленным козырьком. Легкая сиреневая майка была заправлена под штаны. На ногах красовались сапожки. Было жарко, вполне бы можно бегать босиком, но Ване, видимо, очень нравились сапожки: в них он самому себе казался весьма солидным человеком.
— Ты кто? — спросил Вова.
— Колхозник.
— А чего тогда не работаешь?
— Я в школе учусь.
— Значит, ты школьник.
— Это само собой. А ты кто?
— Мы юные путешественники.
— Туристы, значит.
— Сегодня плот построим, по Шарте поплывем.
— А мы завтра в Москву поедем. На поезде.
— Зачем?
— Спрашиваешь! В столицу. Тоже туристы. Нас десять человек поедет да еще Валентина Петровна. Не знаешь? Ее весь район знает. Учительница. Ты в Москве был?
— Нет. Папа был.
— Ну, папа! У меня отец аж всю Европу прошел. Орденов знаешь сколько?
— Хо! А у моего, думаешь, нет? Тоже… Тебя Ваней зовут?
— Иван Фомин.
— А меня Вовка. Фамилия Дубов.
Они замолчали. Потом Ваня спросил:
— Ты электротехнику знаешь?
— Кто ж ее не знает!
— А электриком хочешь быть?
— Нет. Я энтомо… как это… номатолог. Вот насекомых изучают, знаешь?
— Ну?
— Ну вот, я и есть он.
— Понятно. У нас в классе девчонки тоже жучков всяких собирают, полевых вредителей. А я нет. Я электротехником буду.
— Электричество проводить станешь?
— А что его проводить-то? Уже проведено. Я за электрическими машинами ходить буду. У нас их много. Хочешь, покажу?
— А кузнец?
— Так его ж еще нет. Походим, потом придем. И он придет.
Они пошли. Недалеко от реки, на краю села, стояли длинные приземистые здания. Ваня направился к ним.
— Фермы, — пояснил он.
— Это где коровы и овцы?
— Ну да. И свиньи тоже.
— Мы же машины пошли смотреть.
— Ну вот и идем.
Вова дважды ходил со школьной экскурсией на заводы, но на животноводческой ферме не бывал ни разу в жизни. Он был очень удивлен, не заметив вокруг ни одного животного. Несколько колхозников бросали в кузов грузовика мешки, наполненные чем-то мягким. Ваня важно поздоровался со всеми, Вова тоже сказал «здравствуйте». Они завернули за угол одного из зданий и оказались у небольшого крытого загончика. В нем стояло несколько овец. Около них было два человека. Высокий пожилой колхозник, одетый, в белый халат, держал в руке какой-то прибор, от которого отходил провод. Подмигнув ребятам, он спросил:
— Стричься пришли? Занимайте очередь.
Приложив прибор к спине овцы, он нажал какую-то кнопочку. Машинка заурчала, застрекотала, и на полотно, разостланное на полу, стала падать шерсть. Колхозник вел прибор по телу овцы, и за машинкой оставалась полоска оголенной кожи. За какую-нибудь минуту вся шерсть на овце была острижена. Животное стало маленьким и смешным. Колхозник перешел к следующей «клиентке». Его помощник складывал шерсть в мешок.
Вова тихонечко дернул Ваню за рукав:
— Это он электричеством?
— Ну да. Там моторчик такой и ножи-стригуны. Он вертится, а они стригут. Соображаешь?
Пока Вова размышлял, определяя, все ли он сообразил, Ваня потащил его дальше. Он открыл дверь одного из зданий фермы, и в нос ударил теплый сладковатотерпкий дух парного молока и коровьего пота. Посредине здания тянулся длинный проход, а по бокам от него, за невысокой загородкой, стояли коровы. Слева были черные с белыми пятнами, справа — бурые. Они стояли спокойно, вяло двигая челюстями, и ни одна из них не обратила внимания на вошедших ребят.
— Тагилки, — с гордостью сказал Ваня. — Порода такая. Молока знаешь сколько дают? По двадцать литров в день. Смотри, сейчас доить будут.
Женщины в белых халатах подводили коров к стойкам, которых было несколько. У каждой стойки лежало что-то похожее на сбрую, от которой тянулись небольшие черные шланги. Вот одна из женщин взяла «сбрую», ловко накинула ее на спину корове и щелкнула застежкой под животом. Было похоже, что на корову надели седло, только «вверх ногами»: оно оказалось внизу, около вымени. От него потянулись шланги.
Женщина чистой тряпицей обтерла вымя и надвинула на него «седло». Ее помощница в это время передвинула какой-то рычажок на стойке. Раздалось жужжанье невидимого мотора, и послышалось тихое, приглушенное «чьювик-чвик, чьювик-чвик». Корова стояла смирно, разжевывая жвачку, спокойно поглядывая темными маслянистыми глазами.