Гедон оскалился и схватил молодого сородича за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Маг стиснул клыки и постарался скрыть то отчаянье, что преследовало его с момента возвращения домой.
- Сделанного не воротишь, Марэн. Ты лишил себя отца, а меня старшего сына и этого не отменить, но ты мой внук и ты жив. Я видел в твоей крови причины, почему ты поступил так, видел твои ощущения. Смотри мне в глаза! - Воин рявкнул и встряхнул Дагмара, перехватив за одежду у ворота. - Не отводи взгляд! Ты будешь жить и будешь учиться, переживешь становление, станешь контролировать своего зверя и только посмей сдохнуть!
- Прости меня, прости. - Горло мага перехватило сухим спазмом, он вновь стал комком нервов и ощущений, существом, словно лишенным кожи, дрожащим от боли и эмоций, терзающих изнутри. Все реже удавалось спрятать эти ощущения, отдалиться от них.
- Становление тяжелое время для каждого из нас. - Голос Полководца Матери звучал словно издалека, бил по обнаженным нервам. - Мы меняемся, рождаемся заново, становимся иными, оживаем. Это время эмоций и безумия, которое у каждого свое.
Рука прошлась по волосам, сжала загривок до боли, и маг судорожно втянул воздух. Сердце колотилось в висках, боль которая никак не могла найти выход, грозила свести с ума. Впрочем, возможно и к лучшему, поскольку сумасшедший воспринимает мир иначе, боли не будет, не будет и эмоций.
- Перекидывайся, я хочу видеть существо, которое смогло одолеть куда более старшего и опытного сородича.
Перекидываться? Молодой сородич странно всхлипнул и осел на пол без руки, державшей его. Сила древнего, стоящего рядом, хлестала по всем ощущениям, лишала ориентации в пространстве.
В неверном свете очага тело Дагмара стало меняться. Сначала вытянулись руки и ноги, потом еще больше отросли волосы и отделились от спины огромные крылья, суставы чуть трещали, изменяясь, хрустнул позвоночник. Резкий вдох и тихое рычание нарушили повисшую тишину. Так действительно было легче, так не было боли и осталось лишь одно желание и стремление - жить.
Древний полководец спокойными глазами смотрел на своего внука, чувствовал каждое его ощущение, хоть и не был эмпатом. Боль и тяжесть вины горечью оседали на языке, мучения потомка были ему не по вкусу. Что же, молодой сородич действительно прекрасно умел владеть собой на людях, поскольку за все время с момента возвращения посольства, никто не видел ни единой эмоции на его лице. Он молча проглатывал крик в спину: "Отцеубийца!", он избегал других сородичей и тех, кто были обращены его отцом, он... Не сразу Гедон распознал, почему сам испытывает столь странные чувства к своему потомку, не сразу понял, что с молодым внуком появилась дополнительная связь, которую точно не создавал ни он, ни Дагмар, вот только разбираться с этим он думал позже, но не успел. Тем не менее, связь была, и он чувствовал, насколько плохо потомку.
Такое же крылатое создание, как и первый, опустилось рядом на пол. Он внимательно разглядывал более молодого, с интересом смотрел на более заметные в таком облике потоки силы, вившиеся по телу, вглядывался в потемневшие глаза. Младший настороженно смотрел на него и не успел сделать ничего, когда старший неожиданно распахнул крылья и закутал его в них, притянул внука к себе.
- Мальчик мой...
Тихо прошелестел голос и Дагмар неожиданно сам для себя расслабился, прижался к главе рода, свернулся у него в руках и, чуть позже, задремал.
Следующие несколько недель, он не покидал покоев Гедона. Тот сам выпаивал внука своей кровью, а в последний час перед рассветом они уходили летать. Слов почти не было, двое сородичей учились понимать ощущения друг друга, изучали связь, возникшую между ними и даже не пытались скрывать изумление. На исходе месяца, в один из таких предрассветных часов, принадлежащих только им, Гедон велел лететь потомку следом и устремился на восток. Через несколько часов полета, когда солнце поднялось уже достаточно высоко и нахождение под ним молодого сородича стало представлять для него опасность, они приземлились и укрылись в большой пещере.