Слушая все это, Кристина стала глядеть на нас уже теплее. То, о чем мы говорили дальше, привлекло ее даже еще больше. Мы объясняли, что для нас красота Данте как духовного учителя и мудреца состоит в том, что он всегда оставался верен себе. Он позволял себе честность эмоциональных реакций и ни разу не предположил, что духовность означает отказ или подавление собственной индивидуальности.
К этому времени мы полностью завладели вниманием Кристины. Искатель, подавленный в ней в течение стольких лет ее раздражением и скептицизмом, услышал приветственный звонок пробуждения. На следующий вечер мы заинтригованно наблюдали, как она взяла репродукции религиозных картин для нашей вечерней практики визуализации. Прежде она даже не приходила на занятия.
Кристина, не спрашивая помощи, готовилась к визуализации. Она нашла в библиотеке укромное местечко и установила перед собой репродукцию картины Фра Анжелико, на которой изображены Мадонна с младенцем на троне с Иоанном Крестителем и Святым Марком (центральная часть монументального триптиха Линайуоли,[87] экспонирующегося в музее Сан-Марко). Она поставила кресло на нужное расстояние от изображения, несколько раз глубоко вздохнула и затем уселась смотреть на него.
Ее первой реакцией было одно из величайших сомнений. Что на самом деле изображено на картине? Она впервые увидела Деву Марию покорной, печальной, даже подавленной. Церковь могла подавать эту сцену как священную, но Кристина увидела в замысле художника изображение загнанной в угол молодой женщины, не сопротивляющейся судьбе. Затем, понимая, что она, возможно, проецирует на Мадонну свои собственные чувства, она закрыла глаза, чтобы начать упражнение.
Она посмотрела на Деву Марию во второй раз. Теперь она видела прелестную молодую женщину, захваченную монументальной драмой. Кристина слушала наши объяснения, поэтому понимала, что красный крест на нимбе младенца Иисуса символизирует, что он пришел в этот мир как просветленное существо, знающее о победе над смертью. Она начала понимать, что юная Дева Мария держит ребенка, который должен умереть раньше нее. Она стала чувствовать мужество Марии, согласившейся на такие условия для рождения ребенка. Дева Мария вынуждена любить того, кого должна потерять. Вдруг Кристина поняла, что именно поэтому и она сама никогда не хотела иметь детей. Она всегда чувствовала, что у нее только ограниченная возможность любить, и тем не менее боялась сойти с ума от потери ребенка.
Образы матерей затопили сознание Кристины. Все образы рассказывали о тяжелых условиях, слезах и личных ограничениях, которые должны преодолеть матери, чтобы любить во всей полноте. Кристина снова закрыла глаза, сознавая, что она учится все больше и больше, глядя на Деву Марию. Это понимание сильно воздействовало на ее тягу к уму и знаниям, и Кристина почувствовала с волнением, что стала более открытой, и приготовилась посмотреть на Деву Марию в третий раз. Она стала свечой, ожидающей искры.
Беатриче учит Странника такому приготовлению, когда говорит:
И ее слова вызывают в нем такое переживание:
Он новым зреньем взор мой озарил, Таким, что выдержать могло бы око, Какой бы яркий пламень ни светил1.
Кристина открыла глаза и с нежностью посмотрела на Деву Марию. Она чувствовала, что ее пробрала дрожь, и внезапно глаза Марии приковали ее взгляд. Величайшее сострадание, казалось, струится из ее глаз. Все напряжение ушло из Кристины. Она ощутила непосредственный контакт с мужеством Девы Марии и глубоко безмятежным состоянием сознания, у нее появилось ощущение, что мужество вызывает в ней ощущение парения, как будто кто-то приподнимает ее над землей.
Внезапное ощущение парения напугало ее, и она схватилась за кресло, боясь, что ударится головой в потолок. Но бесполезно. Сила была слишком мощной. Кристина сдалась, уступила. И как только она это сделала, страх ушел.
87
Триптих (1433) был создан по заказу цеха льнопрядильщиков (Arte dei Linaiuoli) для их резиденции на Пьяцца Сант-Андреа во Флоренции.