Сестра стряпала на странном черном металлическом предмете — «плите», как она его называла. Плита заменяла очаг. Ястреб отказался спать на предложенной ему узкой «кровати» и сидел на полу, а не на деревянном сиденье — «кресле»…
— Вот на чем сидела Женщина-Призрак, — подумал он.
Ястреб покачал головой, поражаясь причудам бледнолицых.
Прижав руку к ране на боку, он выскользнул из-под одеяла и направился к дверям, пренебрегая острой болью, пронзающей бок с каждым сделанным шагом. Пора уходить, вернуться в лагерь и разыскать мать, если она еще жива. Звук отдаленных голосов заставил его замедлить шаги. Он повернул назад и, забыв о жгучей боли, бросился к окну, чтобы немедленно покинуть вигвам бледнолицых.
Ястреб взялся за раму, ощутив под рукою металлический поручень. Окна в доме двоюродной сестры были затянуты слюдой, через которую трудно смотреть. А эти казались тяжелыми и прозрачными, словно лед. Он толкнул окно, но оно не открывалось.
Ястреб попробовал раз, другой, а затем, услыхав голоса явственнее, заметался по комнате, озираясь в поисках оружия. Он схватился за трехногий стул у кровати — это было все же лучше, чем ничего, но вдруг почуял чье-то дыхание.
Подняв глаза, он остолбенел, зрачки расширились от изумления. В комнате была Женщина-Призрак. Она сидела в кресле на колесах, которое тихо въехало через деревянную дверь, Черный Ястреб посмотрел на женщину, на странное кресло, не в силах поверить собственным глазам. Он задавал себе вопрос, не находится ли он все еще в Священной Пещере. Может быть, битвы не было? Возможно, Волчье Сердце жив еще? Или это еще одно видение?
— Виньян Ванаги, — робко прошептал он. — Женщина-Призрак.
Она оказалась прекраснее, чем в видениях. Чистая гладкая кожа, длинные густые ресницы, черные, как у него, волосы, свитые в косы, украшенные яркими голубыми лентами — под цвет глаз.
Мэгги вгляделась в краснокожего воина. Теперь, когда он пробудился ото сна, сходство с индейцем на картине было еще разительнее. Облик мужчины из ее сна был размыт, нереален, человек на картине был просто образом, начертанным ею по памяти, а стоящий перед нею излучал жизненную энергию и силу. Ее охватило предчувствие неясной опасности.
Мэгги услышала шумное дыхание Вероники у себя за спиной. Как бы поднос с завтраком не грохнулся на пол!
— Доброе утро, — приветствовала юношу Мэгги, надеясь, что голос не подвел ее и не встревожил больного, стоявшего в чем мать-родила посреди комнаты. — Как вы себя чувствуете?
Черный Ястреб устремил взор на нее, жалея, что так мало почерпнул из языка бледнолицых у Яркого Цветка. Сейчас он мог бы лучше понимать Женщину-Призрака.
Мэгги нахмурилась. Уж не глухой ли он?
— Как дела? — снова спросила она, медленно и отчетливо проговаривая слова, чтобы он мог понять все по движению губ.
— Наверное, он не понимает, — предположила Вероника.
Мэгги покачала головой. — Но почему? Ты говорила, что все индейцы в резервациях понимают английский.
—А может, он не оттуда.
—А откуда еще он может быть? Вероника пожала плечами:
— Я не знаю, но он выглядит… другим.
— Другим? — Мэгги посмотрела на него внимательнее. Его волосы не длиннее, чем у других индейцев, кожа не темнее, чем у большинства, но все же он выглядит как-то иначе. У него такая гордая осанка, она в жизни не видала такой у индейцев из резервации.
В этом незнакомце была какая-то первозданность, мрачный огонь в глубине глаз напоминал о загнанном льве или загнанной птице. Мэгги сдвинула брови при виде шрамов на мощной груди. Нет, не может быть это следом от Танца Солнца… в наши-то дни!
— Нитиве хи? — спросила Мэгги на языке Лакоты. — Кто вы?
— Миебо Кетэн Нэгин, — отвечал он, поражаясь, что она знает его язык. — Я Черный Ястреб.
— Токийятанхан йэхи хи? — спросила Мэгги, радуясь, что он понял. — Откуда вы?
— Викоти Митава.
—Его лагерь, — пояснила она, взглянув на Веронику, — как ты думаешь, о каком лагере он говорит?
Вероника пожала плечами:
— Я не знаю. Поблизости нет никакого лагеря.
Покачав головой, домоправительница обошла Мэгги и поставила поднос с завтраком на кровать,
— Войюте, — произнесла она глядя на индейца. — Еда.
Мгновение Черный Ястреб изучал индианку. Это была высокая женщина с глубоко посаженными черными глазами, с сединой в смоляных волосах, одетая в просторную белую рубаху, цветную юбку, какие носят женщины апачей, и расшитые бусами мокасины. Она изучающе оглядела Ястреба и придвинула поднос.
— Йюта, — мягко, по-матерински, сказала она, — ешь.
Черный Ястреб перевел взгляд на поднос, глаза его недоверчиво блеснули.
— Ну, может, вы сумеете узнать, откуда он, — проронила Вероника, — я пеку пирог, и все сгорит, если я тотчас не поспешу.
— Вероника…
Вероника бросила взгляд на индейца — тот не отрывал глаз от Мэгги, затем перевела взгляд на хозяйку. Она так же завороженно смотрела на незнакомца.
Вероника никогда не обладала особым чутьем в любовных делах, но нужно быть слепой и глухой, подумала она, чтобы не заметить взаимного влечения между Мэгги и этим молодым красавцем.
— Если понадоблюсь, буду на кухне, — бросила она, подумав при этом, что, может быть, необычный индеец и явится тем лекарством, которое требовалось Мэгги.
Мэгги мгновение смотрела на гостя, затем указала на повязку на поясе.
— Как вы себя чувствуете? — снова спросила она на языке Лакоты.
— Все в порядке, — отвечал он.
Голос казался бархатистым и глубоким. Мэгги устремила взгляд на широкую грудь и плечи индейца, мускулистые и длинные руки. Она ощутила, как вспыхнули ее щеки, и вновь поглядела на него, в который раз изумляясь его красоте.
Досадуя на себя, Мэгги опустила глаза, а потом, успокоившись немного, вновь подняла их. Что с нею сталось? Ведь она не невинная девочка-подросток. Бог мой, ей тридцать два года. А этот незнакомец! Будь он трижды красив, и даже знай она его получше, все равно ему лишь двадцать — слишком молод.
И она так горячо пожалела об этом. Ах, зачем он так юн и неискушен!
— Бобби не хотел ранить вас, — сказала она, отводя взгляд, — он охотился на оленя.
— Где я? Как попал сюда?
—Это мой дом. Бобби принес вас сюда. Ее дом… Так он уже в Стране Духов?
Черный Ястреб пристально взглянул на женщину. Он не ощущал смерти — умерший не чувствует ни голода, ни боли. Так он жив, и Женщина-Призрак звала его к себе. Ему приходилось слышать древние сказания о людях, связанных с духами. Желание задержать ее, дотронуться до нее нахлынуло на него горячей волной.
— Сколько я здесь?
— Два дня. Пожалуйста, сядьте и поешьте, — сказала она, чувствуя, что щеки ее горят огнем под его внимательным взглядом. — Вы, наверное, голодны.
Она заметила настороженность в его взгляде, то, как он напрягся, готовый сорваться с места.
— Кола, — воскликнула она, ударив себя в грудь, — друг. Прошу тебя, сядь и поешь.
Черный Ястреб чуть поколебался, а затем, кивнув, взял поднос и сел на пол, скрестив ноги и поставив поднос рядом. Какое-то время он изучал необычную пищу: что-то белое с желтым посередине, узкие полоски аппетитно пахнущего мяса. Желудок подвело от голода.
— Завтракайте на здоровье, — сказала Мэгги, — я прослежу, чтобы Бобби дал вам подходящую одежду.
Черный Ястреб кивнул. Он выждал, пока она покинет комнату, и стал жадно поглощать пищу. Он совсем запутался. Ведь его долг — вернуться в Священную Пещеру. Если кто-то из племени пережил битву, то он нужен там. Он нужен матери и не может оставаться здесь.
Оттолкнув поднос, он устремился к выходу, но помедлил минуту. Надо же разгадать, отчего зов Женщины-Призрака сильнее долга?
Ястреб все еще терзался этим вопросом, но тут вернулась Женщина-Призрак, въехав в кресле на колесах.
— Ну вот, — протянула она узел с одеждой, — поглядите, подойдет ли вам что-нибудь.