Леонард Вороний Пёс, шаман Оглалов, сказал: «Мы – народ природы, счастливый народ. Белые люди пытаются всё изменить, вот почему мы обязаны находиться сейчас здесь. Я не боюсь смерти. Если я умру здесь, на Раненом Колене, то я отправлюсь туда, где сейчас Неистовая Лошадь и Сидящий Бык».
Сотрудники ФБР и полиции взяли восставших в плотное кольцо. Начался мощный обстрел деревушки из всех видов автоматического оружия. Подкатили броневые машины. Иногда индейцы выезжали навстречу этим грохочущим броневикам на мотоциклах и ударяли по ним палками, зарабатывая подвиг-прикосновение.
Со всех концов страны к деревушке на Раненом Колене потянулись журналисты. Администрация Соснового Утёса и её глава Дик Уилсон с пеной у рта доказывали, что повстанцы – это просто бандинская шайка, агенты коммунистов и «клоуны-идиоты», которых следовало судить по всей строгости закона. Но его речи не выглядели убедительными. Весть о восстании Лакотов разнеслась по всему миру. К осаждённым индейцам пытались пробраться молодые люди вовсе не индейской крови, чтобы бок о бок с ними защищать то, чего так сильно не хватает современному цивилизованному человеку – право иметь своё собственное лицо.
8 мая 1973 года, через семьдесят дней плотной осады, во время которой не раз начинались и завершались ничем переговоры с представителями правительства, Лакоты сложили оружие, посчитав свою задачу выполненной. Мир услышал их.
«События в Раненом Колене произошли потому, – сказал Рассел Минс много лет спустя, – что индейцы хотели остаться индейцами, а им не оставили для этого никакой возможности. Поэтому мы и заявили о себе во весь голос. Вот что важно понять: индейцы вновь должны стать свободным народом… Быть индейцем – это значит жить с землёй и на земле, а это возможно для нас только если мы снова станем свободными… Единственный способ быть свободным, это осознать свою ценность как отдельно взятой личности».
17 декабря 2007 группа индейских активистов во главе с Расселом Минсом провозгласила независимую республику Лакота. При провозглашении этой республики было объявлено о расторжении договоров между племенем Лакота и федеральным правительством США, о чём было направлено уведомление в Госдепартамент США. От лица республики Лакота были выдвинуты претензии на часть территории США, которая считается родиной Лакотов.
Как мы видим, борьба Лакотов не прекращается по сей день. Индейцы убеждены, что рано или поздно им удастся вернуть свои земли. «Мы жили в этой стране не одну тысячу лет, – говорят краснокожие воины, – мы не торопимся. Мы можем подождать ещё сто лет. За нами – истина. За нами – Великая Тайна. Мы готовы умереть, чтобы наш дух мог существовать на этой земле».
ФРАГМЕНТ ИЗ РОМАНА АНДРЕЯ ВЕТРА «БЕГЛЕЦ. ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА»
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Рассказывает Денис Корнилов
Я родился в семье генерала Николая Владимировича Корнилова. Мой дед доводился троюродным племянником Денису Давыдову, прославленному герою 1812 года, гусару, подполковнику, партизану, поэту. Мой дед обожал Давыдова и часто рассказывал мне о его подвигах, чуть ли не захлёбываясь от восторга. В честь этого знаменитого родственника меня и нарекли при рождении Денисом. Головокружительные истории о доблести отряда Давыдова и о его вызывающей независимости в деле ведения войны послужили главным историческим фоном, на котором я воспитывался. Должно быть, в раннем детстве я впитал нечто такое, что не должен впитывать верноподданный Государя Всея Руси. Я имею в виду опасный дух своеволия, заставивший меня однажды забыть о моей службе Короне Российской Империи.
Здесь, на Дальнем Западе, меня называют Дэни Корн. Денис Николаевич Корнилов – это слишком сложно для здешнего люда, никто не выговорит такое. Тут любят, чтобы всё было просто и коротко. Имена должны легко запоминаться. Меня это устраивает.
Попав на Дальний Запад, я сменил не только имя. Судьба проявила неслыханную щедрость, предоставив мне возможность начать всё с белого листа.
Россия с её придворной жизнью осталась в прошлом. Подобострастность, лизоблюдство, бесконечные интриги – я и не подозревал, насколько устал от всего этого, бесконечно утомился от понимания того, что сегодняшний твой сподвижник завтра может запросто оказаться в стане твоих опаснейших недругов – не по убеждениям, а из-за того, что Государь проявил к тебе вдруг особую благосклонность. Ненависть у нас порождается завистью.
А народ? Смотрят снизу вверх, всегда покорны, униженно-терпеливы, настоящие рабы. И рабскую суть их души невозможно вышибить даже розгами. Сколько слышал я о гордости русского человека, да только не видел её, разве только у казаков – вот люди, достойные уважения. А почему? Потому что вольные они. Впрочем, и там понемногу гордость начинает иссыхать, как сорванный цветок. А у остального народа не найти ни самоуважения, ни гордости. Вот звериную ярость можно пробудить – история знает много примеров. Но даже Емельян Пугачёв, заставив содрогнуться всю Россию, в конце концов покорно склонил голову и, взойдя на плаху, повинился. Воевал громко и страшно, а умер на коленях. И всё потому что Пугачёв не жил, а разбойничал. Выдавал себя за царя, но в душе оставался холопом. Пока воля не войдёт в кровь народа, нелепо говорить о гордости. Рождённым в рабстве свойственна только покорность. А в России нынче все рабы – крестьяне и дворяне. Все перед императором на коленях стоят, все голову склоняют. Свобода нам чужда: говорят о ней в России с удовольствием, но на деле знать не знают, что это такое.
Незадолго до моего отъезда к берегам Америки при дворе разразился страшный: государев флигель-адъютант Николай Корнилов дрался с Голубевым и был убит. Николай Корнилов – мой младший брат. Он был обласкан вниманием и любовью нашей матушки, и она ожидала от него много хорошего. Видный собою, красавец, очень умный и воспитанный, он попал во флигель-адъютанты к государю, не достигнув ещё и двадцати лет. Матушка очень гордилась этим и ждала, что вскоре он сделает блестящую партию. Однако мой братец нарушил материнские планы: познакомился он с некими Голубевыми, влюбился без памяти в их дочь Наталью и зашёл, видно, так далеко, что обещал жениться на ней. Стал он просить благословения нашей матушки, но та и слышать не хотела: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Корнилов, женился на какой-нибудь Голубевой! Да ещё на Пахомовне! Никогда этому не бывать». Как ни упрашивал Николай, мать стояла на своём. Должно быть, корниловская спесь взяла верх над материнской любовью. Тогда Николай вернулся в Петербург, явился к Голубевым и объявил, что мать не даёт согласия. Сергей, брат Натальи, грубо обругал Николая и вызвал его на дуэль. «Ты обещал жениться. Женись или дерись со мной за бесчестие моей сестры». Николай не стал оправдываться. Они дрались на следующий день, и Николай получил пулю в грудь. Он скончался на месте.
Его тело бальзамировали, а сердце, закупоренное в серебряном ковчеге, матушка – несчастная виновница сей трагедии – повезла с собою в карете в Москву. Схоронили его в Новоспасском монастыре. Матушка умоляла меня отомстить за Николая и стреляться с убийцей Коленьки. Я отказался наотрез, полагая, что достаточно одной смерти из-за родительского упрямства, однако слух о возможной дуэли разнёсся по Петербургу, свет с удовольствием обсуждал, чем может кончиться дело. А кончилось тем, что меня решили сослать от греха подальше из Петербурга и записали в свиту Великого князя, уплывавшего в ближайшие дни в Соединённые Штаты Америки.
ВЕЛИКАЯ ОХОТА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ (1872)
Рассказывает Денис Корнилов
В Америку я попал в свите Великого князя Алексея Александровича. То был официальный визит с целью укрепить традиционно дружественные отношения между двумя великими державами. Правда, у императора имелась и тайная цель: отправляя своего сына в далёкое плавание, он надеялся отвлечь Алексея Александровича от страстной влюблённости к женщине, совершенно не подходившей ему для брака. Государь твёрдо верил, что поездка излечит Великого князя от любовного недуга.