Так рождались эти люди и плодились, сочетаясь с себе подобными, и жили на границе двух миров.
Их называли цветными. Иные из них предпочитали более сложное название: евроафрикапцы.
Предками тех, кто сейчас составлял маленькую общину Стиллевельд, были белые, жившие в Большом доме на горе и на окрестных фермах. Старики об этом помнили.
Молодежь знала только то, что они цветные. Других воспоминаний у них не было. Цветные и цветные, и всегда были цветными.
И никогда и никто из них не поминал, — никому и в голову не приходило, — что других своих предков им следовало бы искать в кафрской деревне за холмом, в двух шагах от Стиллевельда…
Ленни открыл глаза. Над ним наклонилось смеющееся девичье лицо. «Это, должно быть, Мейбл», — подумал он. Но лицо было незнакомое. Какая-то чужая девушка. Если б он встретил ее в Кейптауне, он бы поглядел и прошел мимо и ни за что не догадался бы, что это его сестра. Он приподнялся и сел на кровати.
— Здравствуй. Ты, значит, Мейбл?
Она помедлила, разглядывая его, потом кивнула.
— А ты — Ленни. А это кто?
Она подняла руку, в которой держала фотографию.
Ленни улыбнулся и отобрал у нее снимок.
— Это Селия.
— Ты не сердишься, что я рылась в твоих вещах?
«Что за странный вопрос», — подумал Ленни и внимательно поглядел на нее. Она была красива — попросту, по-деревенски. Сильные руки, широкие плечи, свежий цвет лица, хорошая осанка. Приземистая, с крепкими бедрами и ногами и неожиданно тонкой талией. Губы как будто все время улыбаются, но темные, блестящие глаза серьезны.
— Я хорошенькая? — живо спросила она.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты так смотрел на меня.
— Я думал, ты еще девочка, а оказывается, ты совсем взрослая. — Она опять взяла у него карточку и стала разглядывать.
— Селия, — тихонько проговорила она. — Красивое имя. И сама красавица. Это твоя подружка? Вот бы мне такое платье! Она совсем как белая. — Мейбл метнула быстрый взгляд на брата. — Может, она белая?
Ленни усмехнулся и покачал головой.
Мейбл отвернулась и сказала, понизив голос:
— Дай слово, что не расскажешь маме, тогда я тебе что-то скажу.
— Хорошо. Даю слово.
— Перекрестись.
Она чуть-чуть повернула голову, чтобы видеть, как он крестится. Потом опять отвернулась.
— Ну вот, я перекрестился.
— У меня есть белый дружок, — сообщила она.
— Что?
— Ты дал слово!..
— Белый дружок! Здесь! Мейбл, ты с ума сошла. Кто он такой?
— Не скажу.
— Слушай, Мейбл. Знаешь, чем это кончится? Тем, что у тебя будет ребенок, а отца у этого ребенка не будет. Он, может быть, говорит, что женится на тебе? Ну, так он тебя обманывает. Кто он такой? Говори, не бойся, я же дал слово, что не скажу маме.
— Не могу, не могу… Тсс! Мама!
Старуха поглядела на Мейбл и укоризненно покачала головой. Мейбл бросила тревожный взгляд на Ленни.
— Уж это, конечно, она тебя разбудила? И небось наболтала всякого вздору? — спросила мать.
Ленни засмеялся и стал закуривать.
— Нет, мамочка, она очень хорошо себя вела. Просто мы тут знакомились друг с другом.
Мейбл ответила ему взглядом, полным благодарности. Старуха улыбнулась.
— Ну хорошо, хоть кто-нибудь ее похвалил. Это не часто бывает, — многозначительно сказала она.
— Да нет, что ты, — вступился Ленни за сестру. — Она хорошая.
Эта неожиданная поддержка взволновала Мейбл. Подбородок у нее задрожал, глаза наполнились слезами.
— Ты всегда всем говоришь, что я плохая, — с жаром заговорила она, и слезы покатились у нее по щекам. — Всегда меня срамишь! И еще перед чужими! Ленни мне брат, но он меня совсем не знает! А ты сейчас же на меня! Всегда так! Все на меня нападают! Все!
— Тише! — сказала старуха. — Не делай плохо, так и не будут про тебя плохо говорить. Без огня дыма не бывает.
— Это они от зависти! — закричала Мейбл. — А ты всем веришь! Родная мать, и та против меня? А Ленни не успел приехать, и его уже против меня настраивают.
— Замолчи, глупая!
Ленни обнял сестру за плечи и погладил ее по голове.
— Ну, ну, не плачь. Ты же большая. Я не дам тебя в обиду.
Она спрятала лицо у него на груди.