Выбрать главу

Он отмахнулся от этих мыслей и стал разглядывать сидевших за столом. Кое-кого он узнал. Вот эту скуластую, с могучими бедрами, с широкой ухмылкой, зовут Фиета. Не разберешь, сколько ей лет. Держится развязно. Он уже видел ее днем возле дома напротив, через улицу. Должно быть, она там живет.

Он смотрел, как она закидывает голову и вызывающе хохочет. Около нее увивались двое молодых парней, — видно, вскружила им голову и потешается над ними. Он заметил, что кое-кто из пожилых женщин неодобрительно поглядывает на нее и усмехается.

Мейбл потянула его за рукав.

— Это Фиета, — сказала она. — Она тоже была в Кейптауне. Она славная.

— Веселая, — сказал он.

— Она всегда веселая.

— Всегда?

— Да. Всегда. Фиета всегда смеется. Ее у нас не любят, а ей наплевать.

— Почему?

— Да так просто, наплевать, и все тут.

— Глупая, я не о том спрашиваю. Почему ее не любят?

Мейбл хихикнула и, оглянувшись — не слышит ли их кто-нибудь, — шепотом пояснила:

— Она как съездит в Кейптаун, так у нее всякий раз после этого ребенок. Сейчас уже четверо.

Ленни подавил улыбку.

— Что же в этом плохого?

Мейбл совсем развеселилась.

— А кто отец, она никогда не знает. Это бабка Анни маме рассказывала. Бабка Анни говорит, что отцы у всех разные, и Фиета сама не знает, кто чей. Слышал бы ты, как она маме плакалась! Уж не знаю, говорит, сестра Сварц, за какие это грехи меня бог наказывает! Но детей она любит. Ужас как любит! Она их до того любит, Ленни, что, по-моему, даже рада, когда Фиета возвращается с новым ребеночком.

— А сама Фиета как к этому относится?

Мейбл закачалась от смеха, ухватившись за бока.

— Фиета — чудачка, — сказала она. — Ты только не говори маме, но мы, девушки, иногда потихоньку сходимся с ней на задворках, за лавкой, и она нам рассказывает всякую всячину. — Мейбл перевела дух и отерла слезы, выступившие у нее на глазах от смеха. — Фиета говорит, что, если мужчина вежливый и не дурак и поговорить умеет, так что ей, понимаешь, лестно, ну так она просто не может… Она говорит…

— Ладно. Хватит, — сказал Ленни. Он снова посмотрел на Фиету. Та в эту минуту отвернулась от своих кавалеров и поймала его взгляд. Глаза ее засмеялись ему в ответ; губы раскрылись в широкой улыбке, сверкнули белые зубы. Это была такая хорошая, веселая, дружеская улыбка, что и Ленни невольно улыбнулся.

Зазвенела гитара, грянула гармоника, и среди общего смеха и говора начались танцы.

— Пойдем потанцуем, — сказала Мейбл, хватая Ленни за руку.

— После, Мейбл. Сейчас не хочется.

— Ну пойдем!

— Я потом с тобой потанцую. А пока посмотрю.

— Ты весь вечер только и делаешь, что смотришь… — Мейбл вдруг умолкла и сжала локоть Ленни.

— Ты что, Мейбл?

— Ой! Она идет сюда.

Ленни повернул голову и увидел, что Фиета направляется к ним. Другие тоже это заметили. Мать Ленни хотела было встать из-за стола, но проповедник, сидевший рядом с ней, положил ей руку на плечо и удержал ее. Несколько танцующих пар — из тех, что постарше, — остановились. Мейбл тревожно оглянулась; ей хотелось убежать, но вместе с тем хотелось и остаться.

В толпе начали возмущенно перешептываться. Фиета — дурная женщина. Распутница. Разве пристало ей заговаривать с Ленни? Стыда у нее нет! Другие смотрели с любопытством. Интересно, что он сделает? Отойдет? Отвернется? Он образованный, вот посмотрим, как в таких случаях поступают образованные люди.

Со смехом в глазах, вызывающе покачивая бедрами, Фиета не спеша прошла сквозь толпу и остановилась перед Ленни.

— Здравствуй, — сказала Фиета.

— Здравствуй, Фиета, — ответил Ленни.

Она повела бровями и усмехнулась.

— Ага, значит, Мейбл тебе про меня рассказывала.

— Рассказывала.

— Иди-ка, девочка, потанцуй. Мне надо поговорить с твоим братом. А матери твоей не понравится, если и ты тут будешь.

Мейбл нерешительно поглядела на Ленни.

— Иди, Мейбл, — сказал он.

Мейбл отошла. Кто-то из парней подхватил ее, и они пустились в пляс.

Фиета смотрела на Ленни манящим взглядом. Казалось, это у нее выходит само собой, помимо ее желания; встречая мужчину, она невольно звала его; манила тайным пламенем, тлевшим в ее крови, и словно говорила ему: пойми меня, сумей ко мне подойти — и я буду твоя.