Старик смущенно усмехнулся и стал водить пальцем по прилавку. Исаак с изумлением смотрел на отца.
Ленни стало неловко. Он хотел уйти, но Сари стояла в дверях, загораживая ему дорогу.
В глазах Сумасшедшего Сэма плясали огоньки. Старик посмотрел на него и кивнул. Они поняли друг друга.
Взгляд Сари скользнул куда-то повыше головы Ленни.
— Так я буду ждать, — сказала она. — До свидания.
— Не беспокойтесь, все будет в порядке, — проговорил старик, относя ее слова к заказанной муке. Сумасшедший Сэм еще раз испытующе взглянул на Ленни и следом за Сари вышел из лавки.
Исаак опомнился первым. «Размышления о долине сердца лучше пока отложить», — подумал он и улыбнулся Ленни.
— Давно вы не показывались.
— Очень занят был.
— Я слышал про Мейбл. Очень жалко.
Ленни пожал плечами.
— Что ж тут поделаешь! Но хотелось бы хоть знать, где она. Надо было мне дать ей письмо к одной моей приятельнице.
«Ты был слишком занят собой все это время», — подумал Исаак. Вслух же он сказал:
— Мако заходил вчера. Спрашивал про вас.
Ленни решительно тряхнул головой.
— Ну, мне пора. У меня вечерние занятия. Еще увидимся.
— Приходите.
Ленни пошел к двери, но на пороге остановился.
— Не хотите ли немножко пройтись? — спросил он, не глядя на Исаака.
Исаак оглянулся на отца.
— Пойдемте.
— Если вам некогда, то не стоит, — поспешно сказал Ленни.
— Нет, отчего же.
Исаак снял фартук и вышел из-за прилавка. Он видел, что отец смотрит неодобрительно, и у него невольно сжались кулаки.
— Я скоро вернусь, отец.
Старик печально покачал головой.
Они обогнули лавку и направились в сторону от Стиллевельда. Долгое время оба молчали. Ленни шел, глубоко засунув руки в карманы, опустив голову. Исаак слегка сутулился, но голову держал прямо, и глаза за толстыми стеклами очков мечтательно смотрели вдаль.
Солнце уже зашло. Только по краю неба горела яркая оранжевая полоса. Вечерняя прохлада опустилась на землю, и синие холмы на горизонте подернулись туманной дымкой.
Исаак время от времени поворачивал голову и смотрел на Ленни, но заговорить с ним не решался.
Долина и людское жилье остались далеко позади, и теперь они с Ленни были двумя точками среди пустынных просторов. Кругом не было никаких признаков человеческой жизни. Безмолвие господствовало над вельдом, в небе и на земле.
«Ему вовсе не хочется говорить со мной, — думал Исаак, — но ему нужно, чтобы кто-нибудь его понял».
Он снял очки и посмотрел куда-то в сторону.
— Когда она сказала: «Я буду ждать», это относилось к вам?
Они прошли еще с десяток шагов в молчании.
— Да.
И снова несколько минут ничего, кроме тишины вельда. Вдруг Исаак порывисто обнял Ленни за плечи.
— Вы не хотите мне ничего рассказывать, Ленни. Вам просто нужно, чтобы кто-нибудь вас понял. Я понимаю.
Словно по безмолвному уговору, они повернули и тем же путем пошли назад.
Когда Ленни расстался с Исааком у дверей лавки, на душе у него было легко. Мысль, что кто-то знает и понимает, успокаивала. Но не это создавало душевную легкость. Тут было что-то другое, чего он не мог определить. Что-то неуловимое. Впрочем, он и не старался уловить. Это было не важно. Все вообще было не важно.
Он пошел дальше к сбившимся в кучу домишкам, которые составляли Стиллевельд. Мир вокруг него вдруг стал прекрасным. Он видел красоту вечера, мягкую игру теней у пригорков и в оврагах, он мысленно осязал шелковистость зеленой травы. И над всем царила мирная тишина земных просторов. Он поднял глаза к небу, ища вечернюю звезду. Увидел ее. И ему стало радостно оттого, что она уже мерцает на своем месте. Он сунул руки в карманы и, насвистывая веселую песенку, зашагал по Большой улице.
Теперь мир Ленни был полон радости и веселья. Кто-то пожелал ему доброго вечера. Он сердечно ответил. Потом остановился послушать старика, рассказывавшего анекдот с непристойным окончанием. Старик рассказывал так неумело, что вся соль пропала, но Ленни от души посмеялся с ним вместе, а потом и сам рассказал какую-то смешную историю. Подошли еще несколько человек, и веселье стало всеобщим. Кругом уже зашептали о том, какой учитель сегодня веселый.