— Дай мне еще кофе, — окликнула ее старуха.
Сари вздохнула, взяла кружку, пошла в кухню и, налив кофе, вернулась обратно. Кто такой Сэм Дюплесси? Вдруг она застыла на месте. Глаза ее широко раскрылись. Нет! Не может быть! Не может этого быть! Но догадка крепла. Сари подала кофе бабушке.
— Что вы сказали Герту, бабушка?
— Это было в то утро, когда он пришел и сказал, что Сэм Дюплесси убит, а Сари захворала. Я ему сказала, что это он убил Дюплесси. Я ему сказала, что, сколько бы он их ни убивал, они все равно до него доберутся. Их слишком много.
Когда родился Иисус Христос, трое шли за звездой, и один из троих был негр. А африканеров там не было. Негр был, а африканера не было. Я так и сказала Герту.
Мы в них стреляли, мы их убивали, мы отняли у них землю, мы хотели их сделать рабами, но когда-нибудь они опять поднимутся против нас. Они вернутся и опять будут биться против нас, потому что мы жестоко поступили с ними. Мы отняли у них землю, и теперь мы их боимся. Я ему сказала: человек должен биться за свою землю, потому что земля — это его жизнь. Мы воевали с англичанами, потому что они хотели забрать эту землю, и кафры будут воевать с нами, потому что это их земля и ее у них отняли. И это я тоже сказала Герту.
Я сказала ему, что они возьмут наших женщин, и наши женщины будут любить их, потому что они такие же люди, как мы. Я сказала ему: у моего сына, твоего отца, есть ребенок в Стиллевельде, и мать этого ребенка черная. Я сказала ему: ты сам боишься, в глубине сердца ты сам боишься кафров.
— Они придут опять. Они опять будут биться с нами. Я ему каждый день говорила… — Глаза старухи вдруг застыли. В них отразился страх. Руки поднялись к горлу. — Где мое ружье? — хрипло забормотала она. — Где мое ружье?.. Где все наши мужчины? Где? Кафры идут! Кафры идут! Скорей дайте мне ружье. Они идут убивать нас!
Сари тряхнула бабушку за плечо.
— Никто не идет. Успокойтесь, бабушка. Никакой опасности нет.
— Они идут! Вон! Там! — Она дрожала всем телом. Уцепившись за Сари, она прижалась к ней лицом. — Они идут!
Вошла старая Ханна, тяжело и по-старчески неловко ступая. Она отстранила Сарн и приподняла голову бабушки.
— Это я, Ханна, — нежно сказала она, — не бойтесь миссис. Я им скажу. Меня они послушают. Я им скажу, что вы добрая и никогда меня не обижали, и они вас не тронут. Они мне поверят, потому что мы одной крови. Не бойтесь, миссис.
— Да, да, скажи им, — умоляюще пролепетала бабушка.
— Я им скажу, что вы добрая и никогда меня не обижали.
— Я раз бросила в тебя щеткой…
— Ну что же такого. Я тогда напроказничала, я была еще девчонкой. Так мне и следовало.
— Ты им скажешь?
— Скажу, все им скажу
— Что ты им скажешь?
— Я скажу, что вы добрая и никогда меня не обижали, — терпеливо повторила Ханна.
— И ты меня никогда не оставишь?
— И я никогда вас не оставлю. А теперь вам пора спать. Пойдемте.
Она повела ее к кровати и уложила. Бабушка закрыла глаза. Через минуту она уже спала. Ханна укрыла ее одеялом и вышла в кухню. Сари пошла за ней.
— Она всегда такая? — спросила Сари.
— Нет, только временами.
— Ты ее понимаешь?
— Я всю жизнь с ней прожила. С тех пор как еще была девочкой.
— А она не расхворается?
— Я же смотрю за ней, — с гордостью сказала Ханна.
— Можно мне еще приехать?
— Баас Герт знает, что вы здесь?
— Нет.
— Тогда приезжайте. Только ему не говорите.
Сари вспомнила про Сэма Дюплесси. Может быть, Ханна знает?
— Ханна!
— Да?
— Ты помнишь мисс Сари?
— Помню.
— Ты помнишь, она любила Сэма Дюплесси?
— Да.
— Кто такой Сэм Дюплесси?
В глазах Ханны вдруг появилась враждебность.
— А вам зачем?
— Низачем.
— Не знаю я, кто это такой.
«Знает, — подумала Сари. — Знает, только не хочет сказать».
— Можно я приеду сегодня вечером? И привезу своего друга.
— А баасу Герту он тоже друг?
— Нет, баас Герт его ненавидит.
— Тогда можно. Но старая хозяйка устанет к вечеру, пожалуй, заснет.
— Ну тогда ты нас будешь принимать.
— Хорошо.
— А ты никому о нем не скажешь?
— О вашем друге?
— Да.
— Нет, никому не скажу.
Сари вышла и побрела в обход к тому месту, где была привязана лошадь. Ей вдруг стало тоскливо. Она чувствовала себя усталой и подавленной. Солнечное утро больше ее не веселило. Ей вдруг до боли захотелось, чтобы Ленни был тут, чтобы можно было поговорить с ним. Сейчас, сию минуту. Она вскочила в седло и пустила лошадь рысью. Трое стариков. Одни-одинешеньки. Один все время спит на солнышке, другая — полупомешанная, третья нянчит их обоих.