Постепенно ее рыдания стали утихать. Он чуть-чуть отстранил ее от себя и заглянул ей в лицо.
— Ну, как, легче?
Она молча кивнула.
— Вот и хорошо! Ты посиди тут, а я сварю кофе.
— Я сама сварю, — вскинулась она.
— Нет, не надо. Посиди спокойно.
Вода в котелке кипела. Он заварил кофе и налил в кружки. Потом отнес их на стол и сам сел с матерью рядом.
— Теперь выслушай меня, мама. Когда я сегодня вечером спросил тебя о прошлом, голос у меня был сердитый, я знаю. Но я сердился не на тебя. Я сердился, что чужой, посторонний человек рассказал мне об этом. И то я был неправ. Кто я такой, чтобы сердиться на свою мать за ее прошлое? Куда бы это годилось, если бы матери обязаны были отдавать детям отчет в своей прошлой жизни. Не мое это дело. Ты была мне хорошей матерью, ты дала мне образование, о каком большинство наших детей и мечтать не смеют. О чем же тут еще говорить?
— Пойми, сынок… — взволнованно начала старуха.
— Не надо, мама. Это твое личное дело. Я тебе не судья. Нечего тебе оправдываться передо мной. Ты моя мать. Я люблю тебя. Ты столько для меня сделала. И больше тут говорить не о чем.
Лицо старухи просияло гордостью, счастьем, любовью.
— Ты хороший сын, Ленни. И Селия, она тоже хорошая. Верно, это она помогла тебе понять…
— Да, — сказал Ленни, думая о Сари. — Она помогает мне понять очень многое. Она чудесная.
— И ничуть не гордая, сынок, верно?
— Ничуть. Простая и милая и все понимает.
— Вы скоро поженитесь?
Ленни достал папиросу и улыбнулся, закуривая.
— Знаешь, мама, среди всех планов, которые мы с ней строили, мы забыли только одно — свадьбу. Но ты не беспокойся. Мы поженимся непременно.
— Скоро?
— Очень скоро… Вот что, мама. Я завтра вечером уеду в Кейптаун. Может быть, задержусь немного. Так ты не тревожься, что бы ты ни услыхала, пока меня не будет. Потом все поймешь. Я напишу тебе.
— Ты надолго уезжаешь, сынок?
— Не тревожься. Я тебе обо всем напишу.
Старуху разбирало любопытство, но она только молча кивнула.
— Ладно, сынок.
— Ну а теперь ложись спать, мама, уже очень поздно. Я пойду укладывать чемодан.
— Ступай, сынок. Покойной ночи… Ох, совсем забыла! Фиета несколько раз заходила вечером. Какое-то у нее есть к тебе поручение, что-то важное. Когда бы он ни пришел, говорит, пусть зайдет ко мне, я не буду ложиться. Видно, и в самом деле что-то важное, Ленни.
— Спасибо, мама. Я схожу, узнаю. А ты ложись.
Он поцеловал морщинистый лоб. Старуха пошла в спальню.
Ленни задумчиво прошелся вокруг стола. «Что такое хотела ему передать Фиета? Это не может быть поручение от Сари, потому что с Сари он только что расстался. Надо все-таки узнать». Он затушил папиросу и торопливо вышел на улицу. В окнах у Фиеты было темно. Он тихонько постучал в дверь. Тотчас же послышалось чирканье спички и появился свет. Видно, Фиета ждала его.
Спустя минуту дверь отворилась; она вышла и тщательно притворила ее за собой. Она была совсем одета.
— Всю ночь вас дожидаюсь, — сердито сказала она.
— Простите, — сказал Ленни. — Что у вас за поручение?
— Никакого поручения нет, а просто я хотела кое-что вам рассказать. Вечером после праздника я ходила в Большой дом, посмотреть, нет ли там Сэма, и слышала разговор Герта с Вильджоном. Они меня не видели. Вильджон советовал Герту, чтоб он построже присматривал за Сари, а, то, говорит, чудные творятся дела.
— Дальше.
— Это все. Я решила, что вам не мешает знать.
— Больше они ничего не говорили?
— При мне — ничего.
— Спасибо.
— Меня благодарить нечего. Свою звезду благодарите, что я слышала этот разговор и предупредила вас. Сама не знаю, зачем мне это нужно.
— Пожалуйста, Фиета, скажите завтра утром Сари, чтоб она была поосторожнее.
— Надо думать, вы знаете, что делаете.
— Не беспокойтесь. Знаем.
— А я и не беспокоюсь. Это не моя печаль.
— Правильно. Спасибо, Фиета. Спокойной ночи. Только не забудьте сказать Сари.
— Не забуду. Спокойной ночи.
Ленни быстрым шагом пошел через улицу домой. Фиета, поджав губы, следила за ним, пока он не скрылся за дверью, потом передернула плечами, повернулась и вошла в дом.
Ленни на цыпочках прошел во вторую комнату и вынес оттуда свой чемодан. Он возьмет только этот один. Рано утром он отнесет его в лавку и там оставит. А то, если вечером выйти из дому с чемоданом, это привлечет внимание. Он уложил все, что собирался взять с собой, стянул чемодан ремнями и задвинул его под стол. «Еще пижама осталась у проповедника, — вспомнил он. — Ну и бог с ней. Пусть остается старику на память. А то пришлось бы еще и ему объяснять».