«Остановись!» — вскричал ее внутренний голос.
Но остановиться она не могла. Скайлер парализовало его тепло, она чувствовала себя беспомощной и бессильной.
Проведя кончиком языка по его шее, ощутив солоноватый, терпкий привкус, Скайлер заметила, что Тони дрожит. Подбородок его за ночь оброс щетиной. Она начала покусывать его — то здесь, то там…
— Скайлер… о Боже!..
Лихорадочными рывками Тони выдернул из-под ремня подол ее тенниски, его ладони заскользили по обнаженной влажной спине Скайлер, пальцы касались позвоночника, Нестерпимый жар охватил ее, горячими струйками стекал вниз, по внутренней поверхности бедер, до самых колен. Как в трансе, она видела, что Тони сдернул со скамьи стопку потников и расстелил их на полу.
Опускаясь на мягкую стеганую ткань, Скайлер ощутила слабый запах лошадей. Он успокаивал ее, возвращал на землю. Скайлер уже не было дела до того, что она не остановила Тони вовремя, что опять предалась с ним любви. Ее мозг сверлила одна мысль — о том, как она жаждет его и что отказывать себе в этом — все равно что лишать голодного еды или умирающего от жажды глотка воды.
— Скайлер… Скайлер… — повторял вновь и вновь Тони.
А его руки! Горячие ладони мяли ее тело, описывали круги на спине Скайлер, скользили вверх по животу, подхватывали грудь. Снова застонав, он наклонился к одному соску, затем к другому, втягивая их в рот, дразня языком, посасывая, заставляя Скайлер выгибать спину. Осторожными движениями Тони спустил джинсы с ее бедер, стараясь не задеть порезанную ногу.
Перекатившись на бок, он расстегнул пряжку своего ремня. Сунув руку в задний карман брюк, Тони достал оттуда квадратный пакетик из фольги, а затем освободился от одежды.
— На этот раз я ко всему подготовился, — сообщил он.
— Негодяй, ты все рассчитал! — В ее словах не было досады.
— Я знал только, что меня влечет к тебе.
— Тогда надевай эту штуку.
— Ты уверена?
— Конечно. Или тебе мало одной моей беременности?
— На такое я решусь лишь после того, как узнаю, что значит быть отцом.
Скайлер вздрогнула. Но уже в следующий миг, когда Тони вошел в нее, она забыла обо всем, кроме внезапного, ослепляющего наслаждения. Скайлер обвила Тони ногами, приподняла бедра, вбирая его в себя. Неистовый жар нарастал, грудь Скайлер пульсировала, как в то время, когда в ней появилось молоко.
Тони уловил ее ритм, и они задвигались вместе, в головокружительной гармонии. Он проникал в Скайлер так глубоко, что она ощущала его повсюду; каждый удар причинял ей слабую, но приятную боль.
Она льнула к нему, ее ноги неудержимо дрожали. Внезапно Скайлер будто подхватил темный бурный поток и понес туда, где ничто не имело значения. Наступила кульминация. В оргазме Скайлер впилась зубами в плечо Тони, заглушая рвущийся из горла крик.
Крепко прижавшись к ней, Тони отозвался хриплым стоном.
А потом они затихли. Постепенно Скайлер вспомнила, где они находятся, и испугалась, сообразив, что ночной сторож может зайти в комнату в любую минуту. Пошевелившись, она выбралась из-под Тони и села, подтянув к груди колени.
А если бы их застали здесь? Ей представились статьи в газетах: «Скайлер Саттон, победительница Хартсдейлского Гран-при, застигнута в конюшне в обществе мужчины в весьма пикантном положении».
Они молча оделись. Тони разыскал аптечку, умело промыл и перевязал порез, а потом помог Скайлер надеть сандалии.
Пока они шли к машине, Тони не пытался ни обнять Скайлер, ни взять за руку. Это вызывало у нее облегчение и разочарование.
К тому времени как она заговорила, они уже проехали больше мили.
— Тони… — прошептала она. Больше ничего, только его имя… звучащее как ласка.
— Да? — отозвался он.
— Не важно.
Тони не стал настаивать, он даже не смотрел на Скайлер.
Подождав немного, она снова начала:
— Я не прошу тебя принять решение немедленно. Решение насчет того, на чью сторону ты встанешь.
— Для меня есть только одна сторона, — ответил Тони, не глядя на нее. — В своем решении я буду исходить из интересов нашей дочери.
И он опять умолк. Свет фар встречных машин скользил по его лицу. Скайлер задумалась: неужели она до сих пор недооценивала Тони?
«Он себе на уме…» Это старомодное определение подходило ему. Тони никогда не спешил с выводами и жил своим умом.
Значит, ей остается только набраться терпения. Если жизнь чему-то и научила Скайлер, так только обуздывать свои порывы. Разве не бездумный порыв вверг ее в эту неразбериху?
Может быть. Но Скайлер преследовало чувство, что с самого начала ее знакомства с Тони в игру вступили силы, неподвластные им обоим. Те самые, которые теперь вызывали у них неудержимую ярость.
Глава 16
Кейт смотрела на газетный лист, ничего не видя перед собой. Она сидела в кухне, залитой утренним солнцем, которое проникало в открытое окно, отбрасывало похожие на гобелен тени листьев на плитки пола и шкафы темного вишневого дерева. На круглом дубовом столе перед Кейт лежал номер «Нортфилд реджистер» от 14 июня, возле ее локтя остывал кофе в фарфоровой чашке. Кейт замерла, слова расплывались у нее перед глазами. На фотографии ее дочь стояла рядом со своим конем и сверкала улыбкой — ослепительной, как глянец кубка, который она сжимала в руках. «Местная уроженка завоевала первый приз на Хартсдейлских состязаниях» — гласила подпись.
Сердце Кейт сжалось. «Значит, все уладилось. Теперь ей хватит денег, чтобы заплатить адвокату».
Но какими бы ни были последствия этого события, как бы мучительна ни была отчужденность дочери, Кейт радовалась ее победе. Как просто было бы снять телефонную трубку и сообщить Скайлер, что она гордится ею! Что она болела за нее… хотя и знала, чем обернется ее победа.
Вместе с тем Кейт отчаянно сожалела о том, что Скайлер выиграла соревнование — потому что ее триумф не мог не привести к поражению. Слезы заполнили глаза Кейт, хотя она всегда считала, что нет ничего хуже, чем плакать ранним утром, до восьми часов. Ведь ей предстоит еще прожить целый день, но прежде проводить Уилла на работу.
Уилл… Вчера вечером она чуть не расплакалась у него на плече, узнав от Дункана о победе Скайлер. Но Кейт удержалась — главным образом из гордости, как поняла теперь. Из гордости, смешанной с завистью. Уже несколько недель Скайлер не отвечала на ее телефонные звонки, хотя звонила в офис Уиллу. Муж сам сообщил Кейт об этом, ободряюще добавив: «Ты видишь, Кейт? Она не отвернется от нас».
«От нас»? Неужели он ничего не понимает? Значит, Уилл так же глух к боли, которую Скайлер причиняет Кейт, как к боли, которую сама Кейт причинила Элли?
— Доброе утро, Кейт.
Услышав, что в кухню вошел Уилл, Кейт подняла голову. В своем светло-сером летнем костюме он выглядел строго и внушительно. За последнее время Уилл прибавил в весе, и его лицо уже не казалось осунувшимся.
У него было немало причин выглядеть бодрым и энергичным. Бумажная работа, связанная с будущим партнерством и строительством здания на Восточной Пятьдесят девятой улице, над которой Уилл корпел так долго, наконец завершилась, и теперь ему оставалось просто ждать. Хотя компания еще не рассчиталась со всеми долгами, новая сделка принесла ей пользу. Более того, им удалось выплатить деньги по закладной на Орчед-Хилл.
Но несмотря на это, взгляд Уилла оставался затравленным, а Кейт замечала и его внутреннее напряжение. Но больше всего ее поражали волосы Уилла: густые, как прежде, они стали серебристо-белыми. Седина придавала ему вид почтенного старика — да, именно старика.
Сказывался стресс, от которого так долго страдал Уилл, опасаясь за свое дело и за Скайлер. Зная мужа и его непреодолимую потребность управлять любой ситуацией, подвластной ему, Кейт ничуть не удивлялась — да, ей было больно, но удивления она не испытывала, встречая его холодные взгляды. Он обвинял ее в том, что она отказалась помочь Скайлер. По этому поводу у них состоялся трудный разговор, но Уилл не осмелился излить на жену свой гнев — предмет разговора и без того был запутанным. Он не желал слушать о том, чем они обязаны Элли; в глубине души муж, наверное, сознавал свою вину, иначе почему так старательно избегал упоминаний об этой женщине?