– Нож пригодится тебе самой.
Внучка снисходительно посмотрела на бабушку и все её жесты. Она спросила, вытаскивая нож из-за пояса:
– Против мертвецов?
Коротко хохотнув, старуха медленно встала с земли. Она опиралась на свои колени, выпрямляясь, а потом пояснила:
– Нарезать лук.
Когда они прекратили говорить, стало слишком тихо. Тихо для такой оживлённой деревни, которая когда-то здесь была.
Бабушка обернулась в последний раз.
– Тут два вида трав – от комарья и от духов. Не напутай!
Её слова не звучали строго, скорее наставительно. Обе они знали, что Желя никогда не оплакивала умерших одна, но сейчас выбора не было – совесть не позволила бы ей взвалить на плечи бабушки ещё и это обязательство.
Силуэт единственной выжившей медленно таял в темноте. Старуха не взяла ни одной свечи и двигалась по наитию, а Желя поспешила зажечь оставшиеся, чтобы самой не запутаться в клубке теней.
Оставшись совсем одна и лишь издалека заприметив огонь в окнах бабушкиного дома, девушка повернулась к покрывалу. Свечи остались стоять полукругом, кончик травяного пучка тлел, и вверх вилась петля серого дыма. Мошкара пошумела ещё немного, приставая к уху, а потом исчезла совсем.
Собираясь с мыслями, Желя села на краешек покрывала. Вокруг расстилалась густая тишина. Только где-то далеко слышались шаги, шорох, и она старательно убеждала себя, что это звери, испуганные огнём, возвращаются в свои норы.
Грудь вздымалась и вздымалась, иногда Желя чуть задерживала дыхание, глядя, как тепло выскальзывает изо рта туманным облаком и тает рядом с огнём. Она старалась привыкнуть к прохладе, сжимая пальцы в кулак, и освободить голову от мыслей. По крайней мере, на время.
Желя прислушивалась, чтобы услышать тление горящей травы; смотрела чуть наверх, туда, где горизонт касался линии свежевырытых могил, чтобы почувствовать рыхлую холодную землю на ладонях.
Дыхание участилось, грудь теперь вздымалась прерывисто, рвано, словно Желя бежала и не рассчитывала остановиться. Она чуть поморщилась, закусывая губу.
Разом навалил страх, воспоминания того, как впервые показались руины сожжённой деревни, ужас, что нет ни голосов, ни знакомых лиц – только мёртвая тишина. Как сейчас.
Теперь Желя взглянула на могилы. К страху за бабушку прибавились мысли о тех, кто нашёл покой в земле. Желя знала этих людей. Каждого. Но теперь не понять, кто из них кто и где лежит – горе уравняло всех, смерть ласкает одинаково. Образы людей живых, смеющихся, тёплых и суетливых мелькали перед глазами вопреки тому, где на самом деле находилась Желя.
Ощущения были такими сильными, что коже вдруг стало тепло.
Набирая силу, Желя скривилась, сощурила глаза как от яркого света и задышала чаще.
Никто не вернётся. Ни теперь. Ни на следующий день. Никто не защитил людей. Они были испуганы по-настоящему. Горящие крыши обрушились на их головы, и они едва-едва поняли, как оборвалась их жизнь. Под крики и треск горящих стен…
По щеке скатилась первая слеза.
Плакальщица выдохнула тонкой струйкой тумана, словно целуя воздух. Теперь дело пойдёт скорее.
Не найдя в себе сил и дальше сидеть прямо, Желя облокотилась на руки, сжимая край покрывала в кулаки и чуть не роняя чашу с курениями. Только светлая коса узлом лежала на лоскутном узоре.
Вдыхая воздух сквозь зубы, она представляла тех, кого больше нет. Их ужас, панику, обездоленность.
Она представляла себя на их месте.
Наскоро Желя взялась за нож и выкатила перед собой головку лука. Она нарочито медленно разрезала его на колечки, вдыхая горечь и морщась от набегающих слёз. Желя чуть опрокинула голову, чтобы увидеть чёрные подтёки облаков на тёмном небе и вообразить, что это дым сожжённой деревни достиг высоты и давит теперь на всё вокруг.
Представилось, будто в такой темноте солнце больше никогда не встанет.
Желя заплакала сильнее.
Луковый кусочек мажет по нижнему веку, чтобы слёзы ещё долго не высыхали. Губы плакальщицы дрожат уже по-настоящему, а всхлип уходит в тонкий вой.
Желя снова глядит на могилы сквозь мутную пелену, и ей хочется бить кулаками о землю.
Огонь от лучины горит до самой зари, и кажется, что это он зажигает небо.
Глава 5
Иван проснулся от незнакомых запахов: горячее дерево, сладкие цветы, что хозяйка дома собрала, проводив Желю, остатки теста от пирожков. Свет рассеянно плыл по стене, призванный криками птиц.
Неловко задвигавшись, чтобы не разбудить Гия, лежащего поодаль, боярин размял похолодевшие руки. Плечи болели после погребения, но, кроме этой тяжести, ничто не напоминало о бедствиях прошлого дня.