Высоцкому представлялось, что уже давно идут они вот так рука об руку, что иначе и нельзя им ходить. И если б она вдруг отстранилась, приняла свои ласковые, но цепкие руки, он, наверно, покачнулся бы и упал в другую сторону, где не было такой желанной и прочной опоры. Идти б так всю самую длинную дорогу, идти всю жизнь…
— Ну как тебе работалось, редактор? — шутливо, но с некоторой гордостью спросил Леонид.
— Уже третий день редактирую, — мягко засмеялась Ева. — Письма читаю, листаю подшивки. Отстала за лето, хочу наверстать.
— Это необходимо, — поддержал Высоцкий. — Особенно газетному работнику. Постепенно войдешь в курс.
— Понемногу осваиваюсь, — согласилась Ева. — Сегодня с утра подготовила один материал, да не знаю, как Пласкович.
— Он мужик умный, — заметил Леонид, — и не профан в этом деле. Поможет. Жаль, что я почти ничего не понимаю в печати, а то нанялся б тебе в помощники.
— Вы будете помогать, — уверенно сказала Ева. — Я не обойдусь без вашей помощи.
— Почему «вы», «вашей»?
Ева смутилась, сильней прижала к себе его локоть.
— Не могу в обычном разговоре, — призналась откровенно и доверчиво. — Кажется, что не будет той естественности и серьезности.
Потом она замолчала и стала чаще ж тревожнее дышать, будто хотела что-то сказать, да не находила слов. Высоцкий почувствовал, что руки ее задрожали.
— Тебе холодно? — заботливо спросил он.
— Нет, это я так, — стараясь быть спокойной, сказала Ева. — Просто так… Не могу, как вспомню… Вот видите, вы и сегодня должны мне помочь.
— Чем смогу, пожалуйста.
— Вы сможете.
— Скажи иначе, тогда смогу.
— Ну хорошо: ты сможешь.
Высоцкий повернулся лицом к ней и стал ждать, а она снова не отваживалась или не находила слов, с которых надо было начать.
— Говори смелее, — подбодрил он. — Я слушаю…
— Письмо одно… — наконец будто и без особого внимания к этому проговорила Ева. — Почту сегодня разбирала, пришлось прочитать… Глупость это, анонимка… Можно было просто и в архив положить…
— О чем письмо? — уже немного предчувствуя, что это касается его, спросил Высоцкий. — Мне можно узнать?
— Хотелось, чтоб узнали… А теперь сомнение берет: может, напрасно тревожусь и вас тревожу…
— Значит, обо мне?
Ева кивнула головой…
«Людмила, — в первое мгновенье подумалось Высоцкому. — Наверное, она что-то написала. Неужели дошла до такой подлости?..»
— О чем там, не можешь сказать?
— У меня оно с собой, — с чувством некоторой неловкости сказала Ева. — Боялась, что потом вас могли б еще больше расстроить.
— А я и не тревожусь, — заверил Высоцкий. — Покажи!
Она открыла сумочку, висевшую у нее на руке, достала синий конверт. Еще в полумраке Леонид заметил, что почерк не Людмилин, и почувствовал некоторое облегчение: тяжело было б представить бывшую свою жену в такой отвратительной роли. Попробовал читать, но написано было так мелко и неразборчиво, что при таком свете буквы сливались.
— Подержи, — обернулся он к Еве. — Кажется, у меня были спички, вместо сдачи в магазине дали.
Развернутый листок так и оставался потом в Евиных руках — она держала его перед глазами Высоцкого, а тот подсвечивал спичками и вслух читал. Слова и строки разбирались без запинок, голос звучал ровно и спокойно. Это радовало Еву, и все же в отдельные моменты появлялось желание поднести к этому творению спичку, и пускай оно займется пламенем и осядет на землю серым пеплом.
— Отдай его редактору! — сказал Высоцкий, как только дочитал последнюю строчку.
— Вот я и хотела посоветоваться… — нерешительно и растерянно проговорила Ева. — Мне трудно было решить самой… И за вас тревожусь, и…
— Никакой тревоги! — повторил Высоцкий. — Отдай. Когда я шел сюда на работу, то знал, что такие вещи могут происходить. Твоя хозяйка тоже поглядывала на меня косо… Помнишь, в твоей комнатушке? Ничего не говорила тебе?
— Сказала, что, по-видимому, обозналась.
— А ты что?
— А я сказала, как было.
— И ты думаешь, что она поверила? Могла и не поверить, как и эта, что пишет, — почерк женский… Многим теперь трудно представить, как все это было. Некоторые молодые не верят даже явному героизму. В этом видится мне сложность нашего времени и известные просчеты в воспитании.
Ева положила письмо в сумку, открыто и ласково взяла Леонида под руку, и они пошли дальше.