— А вы когда обратно?
— Не знаю еще. Мы пока в квартиру.
— Ну, правильно, правильно.
Я знаю, что в квартире чисто и очень тепло. Грязной ногой касается моей голени — будто бы нам пора. Я назло говорю:
— Мы хотим в баню. Она никогда не была в русской бане!
Бабушка воодушевленно хлопает в ладоши и бежит растапливать баню очередной страницей старого «Вокруг света». Когда-то жгли книги, но я забрала их в багажник, увезла, не читала — положила под кровать. Надо будет ей показать. Может быть, она заберет?
Она смотрит на меня с вызовом. Снимает одежду и идет голая, среди синего, нарастающего темнотой и солнцем, неба. Бабушка встречает её в дверях бани, мешкается и закрывает дверь, идёт ко мне.
— Необычная у тебя подруга.
— Не то слово.
Мы смотрим на закат.
Когда она возвращается с полотенцем на голове, с грязными мокрыми ногами, я пихаю её в машину, машу на прощание бабушке с дедушкой и сажусь за руль. Она в синем халате с красными маками.
— Прикольная у тебя бабуля. И баня ничего так. А ты что, мыться не будешь?
— В квартире есть душ.
— А что тогда здесь устроила?
— Для эстетического эксперимента. Понравилось?
— Как смола плачет по дереву, да. Я сидела и тыкала капли ногтями, они рвались и залеплялись собой же. Баня может сколько угодно простоять, согласна? Это какое-то самолечебное здание.
— Да что ты говоришь.
Пока мы не выехали на трассу, я торможу и достаю из кармана кофты дешевую зажигалку. Щёлкаю.
— А при пожаре?
Она молча закатывает глаза и наконец-то обувается. Я не люблю, как выглядят у людей ноги. Мне стыдно на них смотреть.
— Спасибо.
— За что?
За то, что обулась. Но я не стану ей объяснять — я знаю, она все делает наоборот. Пусть думает.
Мы по ямам въезжаем в ночь. Ночью всякий город красивый. Мало освещённый по углам, он обязательно вспыхивает где-то в районе главной площади. Каждая улочка, спрятанная в темноте, тихая своими домами и шаркающими ногами людей, ведёт к свету.
Квартира не в бараках, но там, где они когда-то были. Отшиб посреди центра города. Игрушечная высотка, шутка строителей, маленькая вахтерша просит вытирать ноги — что она здесь делает, в этой желтоватой тишине подъезда? Заходим в лифт.
— Может быть, здесь и уснём? — она тянет свои руки к моим.
— Выходи.
Пятый этаж, где от шага просыпаются лампы. Квартира на сигнализации. Как и все здесь.
— Заходи, только быстрее. Не проходи никуда.
Я тыкаю по кнопкам-цифрам и жду. В пустоте квартиры пищит.
— Всё, сняли. Можешь раздеваться.
Я снова смотрю на её халат. Она улыбается криво, но ничего не шутит. Как я могу спать с ней в одной квартире?
— Я в душ. Делай, что хочешь.
Я знаю, она откроет бутылку полусладкого Киндзмараули, сохраненную где-то на кухне, в тумбочке под столешницей, на которой шоколад, мятные пряники, дешёвая по акции халва. Я больше люблю полусухое Лыхны. К вину не нужна закуска — я страдаю алкоголизмом?
Может быть, пока я моюсь, случается что-то страшное. Я часто так думаю. Меня защищают стенки стекла, горячая вода и пар. У меня даже закладывает уши. Пока я моюсь, пусть происходит что-то страшное, но я не стану выходить. Я даже не стану думать. Пусть происходит.
Она допивает второй стакан — мы пьем вино стаканами, когда одни.
— Хочешь?
Я отказываюсь — качаю головой. Но через мгновение уже говорю, что хочу. Так я устроена.
Она наливает мне красную столовую жидкость.
— Ну, за нас! А интересная у тебя квартирка.
— Она не моя.
Я стараюсь выпить побольше. Раньше мелатонин помогал, но теперь нужно что-то покрепче. Хотя это вранье — вино не помогает от бессонницы. Даже самая сильная доза заставляет проснуться в третьем часу утра, трясти головой, бояться шума. Иногда кто-то говорит эхом, если выпить много. Голоса реагируют на движения. Вы знаете, если пили.
— А чья?
— Бабушки.
— Как зовут твою бабушку?
Я молчу. Я ей показала их, но говорить имя, называть — это какой-то грех. Такой, как она, лучше не говорить.
— Ладно. Кстати, а ты знаешь, что вино полезно?
Она подливает себе ещё немного — так, чтобы мне не осталось. Я думаю, слава богу. У неё губы кровят.
— Ты спишь на диване в зале. Выбирай, какой хочешь. И там есть хороший телевизор.
— Я не смотрю телевизор.