Арфеналме выдержал паузу — не то обдумывал сказанное, не то пережидал, пока утихнет боль в потревоженной спине. А затем обернулся в сторону Эларьена и произнёс, как ни в чём не бывало:
— Эл, выпьешь с нами?
Подобная фамильярная просьба от всегда сдержанного командира выглядела подвохом. Или он настолько задолбался, что решил на время отказаться от привычной чопорности?
Эларьен задумчиво почесал затылок. Волосы начали отрастать, приятно щекотали ладонь. Снова отрастить, что ли?
А то ведь действительно, сколько можно топтаться на месте и жить прошлым?
— Охотно составлю компанию, полковник.
— Вот и отлично, — кивнул Арфеналме. И дождавшись, когда Эларьен приблизится, добавил свистящим шёпотом: — Руку с меча убери, придурок! Мы тут, видишь ли, мирный договор заключаем. Так что давай без самоуправства.
Глава 21. Уроборос
Я пришла в себя на закате.
Даже успела посмотреть, как последние солнечные лучи подсвечивают горные склоны всеми оттенками красного и розового. Красиво здесь всё‑таки! А ещё тихо и спокойно.
Журчала в роднике вода, едва слышно шелестели кусты, чирикали ночные птички, радуясь, что жара наконец‑то спала. И больше вокруг не было никого. Даже вездесущие комары куда‑то подевались.
Очень хотелось найти того, кто отнёс меня к роднику и оставил в одиночестве — и сказать этому человеку (или, возможно, не человеку) огромное спасибо. Именно это мне сейчас было необходимо: тишина и покой. Собраться с мыслями, вспомнить, что произошло, и понять: всё наконец‑то закончилось или ещё только начинается? Или одно без другого просто не бывает?
На потемневшем небе зажглись первые звёзды. Луны не было. Что бы там ни говорили о мистических значениях полнолуний, новолуния всегда удивляли меня больше. Луна, каждую ночь висевшая на своём месте, вдруг исчезала — и появлялось странное чувство, будто из жизни пропало что‑то важное, незаменимое. Ненадолго, всего на несколько часов — но исчезло. И теперь нужно как‑то научиться с этим жить.
Я ещё немного повалялась на траве (точнее, на плаще Аллены, пропахшем местным куревом и каким‑то зельями), вдумчиво и осторожно потянулась, проверяя, как чувствует себя организм. Ничего не болело, не ныло и даже не чесалось.
Видимо, пока я спала, хвалёная олльская регенерация работала в полную силу. Те, кто днём намотал на меня километры бинтов, явно перестраховались. Сейчас под окровавленной тканью даже шрамов не осталось, поэтому я размотала повязки и отбросила их в сторону. Ворох тряпок приземлился неподалёку от реликвий, заботливо разложенных на куске дерюги.
Отлично, их‑то мне и надо. Хоть рассмотрю нормально!
Не то чтоб я их до этого не видела. Конечно, видела — и разглядывала, и изучала, и пыталась понять, что это такое и зачем нужно. Но каждый раз в голове билась только одна мысль: эти вещи принадлежат мне, но никто больше их видеть не должен.
Сейчас всё воспринималось совсем по — другому. Будто я наконец‑то доросла до необходимого уровня, или неведомая сила, дремавшая в реликвиях, сочла меня достойной.
Теперь я знала, что это, как работает и почему слушается именно меня. Точнее, одна часть меня знала, а вторая офигевала от обилия информации и отчаянно трусила при мысли о том, что ей придётся сделать рано или поздно.
Или даже прямо сейчас. Ну а что? День как день. Точнее, ночь как ночь. Новолуние, опять же. Самое время закончить всё, что необходимо.
Я нацепила на голову диадему, крутанула в пальцах жезл и подцепила им кусок дерюжки. Обычная тряпка — грязная, рваная, ничем не примечательная и, вместе с тем, удивительно знакомая. Пригодится.
Кусты за моей спиной зашуршали. Тот, кто ломился через них, не пытался подкрасться незаметно. Наоборот, специально шумел, давая мне время подготовиться к разговору. Только я не хотела ни с кем разговаривать. По крайней мере, до того момента, пока не разберусь с делами.
Ладно, поехали!
По жезлу пробежала искра, ладонь кольнул слабый электрический разряд, диадема сдавила голову — и я исчезла, чтобы мгновение спустя появиться в совсем другом месте. И, если я ничего не перепутала, совсем в другом времени.
Здесь пахло морем. Я почувствовала это ещё до того, как смогла осмотреться и понять, куда попала.
Судя по всему, комната, в которой я оказалась, находилась в башне: каменная стена явственно закруглялась в тех местах, где я могла её разглядеть. Мест таких было ровно два — в одном находилась дверь, в другом — узкое окно, больше напоминавшее бойницу.
Вдоль остальных участков стены громоздились деревянные ящики и стеллажи, заполненные разнообразным хламом. Здесь были канделябры, статуэтки, часовые циферблаты, скатанные в рулон ковры, чеканные металлические блюда и битые чашки, рамы без картин и картины без рам, и даже кринолин на металлических дугах, весивший, наверное, целый центнер. В Предонии такие уже лет сто не носили.
До перемещения я думала, что окажусь в сокровищнице, но, кажется, попала на склад. Или реликвии в Апьсоро не ценили, или наоборот, старательно прятали. Но они были здесь, это я чувствовала совершенно точно.
Это было очень странно: ощущать их в двух местах одновременно — на себе и где‑то поблизости. Ладно, будем искать.
Я пошла вдоль стены, чувствуя себя игроком в «Горячо — холодно». Магический радар, обосновавшийся в голове, исправно сигнализировал, куда двигаться дальше; мне оставалось только следовать его указаниям. Два шага вперёд, теперь влево, и ещё немножко вперёд… отодвинуть тяжеленную мраморную вазу… Где‑то здесь!
Снаружи раздались шаги. Я замерла, надеясь, что нарушитель спокойствия пройдёт мимо, но звонкий цокот каблуков прервался точно возле двери. И сразу же заскрипел отодвигаемый засов.
— Упс! — пробормотала я, протискиваясь к здоровенному ящику, битком набитому хламом. То, что я искала, было в нём.
Перебирать вещи, вытаскивая их по одной, времени не было. Я запустила в ящик обе руки (жезл для этого пришлось заткнуть за пояс) и попыталась пробиться сквозь толщу барахла.
Реликвии лежали на самом дне и, судя по ощущениям, сверху их покрывали стеклянные осколки, ржавые лезвия, подушечки для булавок (вместе с булавками) и один бешеный и очень когтистый кот.
Дверной засов заклинило: он скрипел и лязгал, но не поддавался. Женский голос за дверью ругался сквозь зубы и нервно притоптывал каблуком. Я, обдирая руки, тянула наружу реликвии, совершенно забыв, что с помощью магии могла бы просто грохнуть злополучный ящик об пол и спокойно вытащить всё, что надо.
Вопреки моим ощущениям, когда я наконец‑то вытащила жезл и диадему из колючих объятий гипотетического кота, руки оказались не изодраны в клочья, а всего лишь украшены нескольким тонкими царапинами.
Чтоб не перепутать одни реликвии с другими, я вытащила из кармана дерюжку и замотала в неё вытащенные из ящика артефакты. Теперь можно было отправляться дальше.
Тут засов наконец‑то поддался и дверь со скрипом распахнулась. На пороге стояла Арая. Почти такая, какой я её запомнила, — светлые волосы, алые губы, красное платье, презрительный взгляд. Разве что слегка моложе, но не настолько, чтоб это бросалось в глаза.
То, что в комнате оказался кто‑то незнакомый, женщину, кажется, не слишком удивило. Зато явно разозлило.
— Что здесь происходит? Немедленно отдайте мои вещи! — воскликнула она.
— Не отдам, — улыбнулась я. — Потому что это мои вещи!
Вокруг меня резко и болезненно сжалось чужое заклинание, и я машинально смахнула его в сторону. Ближайший стеллаж обрушился вместе с содержимым.
Арая изумлённо уставилась на меня, считывая ауру. Не знаю, что она там вычитала, но аж позеленела от злости. И, кажется, испугалась.
Порыв ветра, ворвавшийся сквозь окно, принёс с собой запах воды и соли. Я с наслаждением вдохнула его, показала женщине язык — и исчезла. Общения с Араей (точнее, с более поздней её версией) мне и без того хватало выше крыши.
Следующей остановкой стал небольшой астраханский закоулок. Я хотела появиться чуть пораньше, чтоб морально подготовиться к будущей встрече, но не сложилось. Не успела я прийти в себя после перемещения и осмотреться, как в меня неожиданно врезалась… я.