Впрочем, ещё немного времени в запасе есть.
— Проводите молодого человека в карцер, — велел полковник.
— Так ведь там же… — неуверенно начал один из солдат.
— Именно. Хочу поговорить с ними обоими. Одновременно.
Как такового карцера в лагере не было. Была одиночная палатка на отшибе, довольно просторная, напоминающая скорее шатёр, и не вызывающая никаких ассоциаций с тюрьмой. Арфеналме с тоской подумал, что тёмные и мрачные подземелья Ородрива сгодились бы для его планов гораздо лучше. Но не возвращаться же в замок из‑за такой мелочи.
Пленника втолкнули в палатку, даже не подумав развязать руки. Арфеналме проследовал за ним. Стража, подчиняясь приказу командира, осталась снаружи.
Единственный обитатель карцера удивлённо поднял глаза на вошедших — и сразу же вскочил с подстилки, на которой до этого сидел. Испуганно вытаращился сперва на одноглазого, затем на полковника. И сложно сказать, кто пугал его больше.
Одноглазый при виде заключённого никаких эмоций не выказал. Зато очень обрадовался подстилке. Слегка пошатываясь, он двинулся к освободившемуся месту и немедленно туда уселся.
— Знакомьтесь, мальчики, — душевно улыбнулся Арфеналме. — Впрочем, вы уже встречались.
— Разве? — искренне удивился одноглазый.
Хэйнар промолчал, но на всякий случай отшагнул подальше.
— Ладно, — с нарочитой ленцой протянул полковник. — Давайте договоримся так: или вы оба общаетесь со мной по — хорошему, или я общаюсь с вами по — плохому. Как с двумя дезертирами.
— Я не дезертир! — хором ответили пленники. И недоумённо уставились друг на друга.
Арфеналме вновь позволил себе улыбку.
— Не дезертиры, значит? Насколько я помню, ты, — обратился он к сыну, — накануне самовольно покинул Ородрив. Причём отправился не куда‑то, а прямиком к людям, выдавать наши планы относительно наступления.
— Фальшивые планы! — сквозь зубы прошипел Хэйнар. — Ты меня обманул!
— Дезинформация — отличный способ вычисления шпионов. И перебежчиков. Так что в этот раз ты допрыгался, маленький паршивец. Трибунал по тебе плачет. И это я, заметь, ещё ни словом не обмолвился о твоём участии в побеге двух заключённых.
— А я ни словом не обмолвился о том, что ты продажная скотина! Сколько тебе предложили за то, чтоб отряд Файриана сгнил в лесу? Ну, сколько?
Арфеналме недоверчиво посмотрел на сына. Неужели деточка всё‑таки решилась в открытую показать зубы? Да только ради этого стоило устраивать войну!
На западе снова громыхнуло, по крыше палатки забарабанил дождь.
Пожалуй, штурм придётся всё‑таки немного отложить. Мокрые поддоспешники, хлюпающая в сапогах вода и грязные лужи — не лучшее подспорье в битве.
Полковник задумчиво посмотрел на ручеёк, подтекающий из‑под стены. Карцер стоял на небольшой возвышенности. Если вода добралась даже сюда, то что творится на более низких участках дороги? И это стихия ещё не разгулялась как следует. Что же дальше‑то будет? Затопит же весь лагерь к бесам!
Между тем, Хэйнар всё ещё ждал ответа. Арфеналме, впрочем, на бредовые обвинения отвечать не собирался.
— Стены здесь, кстати, тонкие. А у входа стоит стража. Так что будь так любезен, сынок, говори тише.
— Боишься, что они услышат всю правду о тебе?
— Боюсь, что ещё немного, и мне захочется всыпать тебе ремнём, как в детстве. Ты, конечно, начнёшь вырываться и рыдать, и тогда солдатам придётся стать невольными свидетелями твоего позора. Неприятно получится.
Мальчишка стиснул кулаки, но промолчал.
Вот так, значит! Огрызаться научился, а кусаться всерьёз пока боится. Жаль…
— Я вам не мешаю? — вклинился одноглазый. — А то, может, пойду ещё немного погуляю? Ну, чтоб не становиться свидетелем чьего‑нибудь позора и ваших внутренних разборок?
— Ничего страшного, юноша. Живым вы всё равно отсюда не выйдете, так что никому о наших внутренних, как вы выражаетесь, разборках, не расскажете. Так что сидите спокойно, до вас тоже очередь дойдёт. Впрочем, если хотите, можем начать беседу прямо сейчас. С чего‑нибудь несложного. Например, с вашего имени.
Парень молчал. Не так демонстративно, как Хэйнар. Просто молчал.
— Неужели такой сложный вопрос? — удивился Арфеналме.
— А какая вам разница, как ко мне обращаться, если всё равно убьёте?
— Но надо ведь и на надгробии что‑то написать, верно?
— Судя по процентному соотношению ваших и наших, надгробия вряд ли понадобятся. Скорее братская могила.
— И вот тут мы подходим к самому интересному! Сколько же осталось на перевале тех самых «ваших»? — поинтересовался Арфеналме, мысленно отмечая оборот про процентное соотношение. Лазутчик‑то попался образованный!
— Не считал, — признался образованный лазутчик.
— Как же так?
— Да как‑то случай не представился. Так что извините, глубокоуважаемый эльф, но допрашивать меня об этом бесполезно. Можно считать, что меня и на перевале‑то не было. Так, мимо проходил.
— Случайно проходили мимо враждующих армий, попутно чуть не убили моего сына… тоже, разумеется, случайно, и попали под действие некоего заклятия. Потом немного выпили, чокаясь с зеркалом (потому что больше, судя по рассказу, никого не встретили) и совершенно внезапно наткнулись на наш лагерь. Я ничего не упустил из вашей бездарной сказки?
Одноглазый молчал, едва заметно улыбаясь.
Всё ещё не боялся.
Зря.
Арфеналме знал, как разговорить любого, даже того, кто не боится. Потому что на любого бесстрашного найдётся слабохарактерный трус, готовый бояться за двоих.
А ещё Арфеналме знал своего сына.
Поэтому когда он приставил клинок к горлу одноглазого, категоричное «Говори!» было адресовано Хэйнару.
Отпрыск удивлённо захлопал глазами, потом с трудом взял себя в руки и выдавил:
— Мне безразлична жизнь этого человека. Он меня чуть не убил.
— Не было такого! — запротестовал одноглазый, пытаясь тихонько отстраниться от лезвия.
— Было, — спокойно подтвердил Арфеналме. — Но дело в другом. Видишь ли, Хэйнар, как бы то ни было, этот человек тебя не убил. Зато ты сейчас можешь очень легко лишить его жизни, своими собственными руками. Точнее, словами. Хочешь этого?
— Мне всё равно, — задрал нос к потолку мальчишка, но дрожащий голос выдавал эмоции с головой.
— Тебе не всё равно, потому что ты трус. Итак, первый вопрос: как так вышло, что когда я тебя нашёл, ты был не только не связан, но даже без присмотра? Сомневаюсь, что Чёрный так просто позволил тебе разгуливать по лагерю. Он бы скорее руку себе отрубил.
Вопрос был лёгкий, Арфеналме и сам прекрасно знал ответ. По крайней мере, догадывался. И никаких военных тайн за ним не скрывалось.
По крыше палатки барабанил дождь. Ручеёк, подтекающий под стену, уже почти добрался до подстилки, на которой сидел одноглазый. Тот на ручеёк не смотрел, кончик меча, царапающий кадык, занимал его гораздо больше.
Хэйнар упрямо молчал.
— Между прочим, я всё ещё жду ответа, — поторопил Арфеналме.
— Айка… — наконец выдавил мальчишка. — Та полукровка. Это она меня выпустила.
— Очень хорошо. Заметь, я не спрашиваю, как она выбралась из Ородрива. Но как попала на перевал? Что она вообще там делала, и почему у Чёрного не сводило зубы при виде её ушей?
— Не знаю.
Клинок в руке Арфеналме чуть заметно дёрнулся. Хэйнар вздрогнул всем телом, как будто угрожали ему, а не второму пленнику, и торопливо продолжил:
— Честное слово, не знаю! Когда я пришёл, она уже была там. И, кажется, давно. Дамир знал, что она эльфа. Знал, что она магичка. Ему было плевать на это.
— Это она сняла сонные чары, которые наши маги наслали на лагерь?
— Кажется, нет. Кто‑то другой.
— Кто? Сколько всего магов в подчинении у Дамира?
Мальчишка жалобно покосился на одноглазого, сморщился, напыжился, шмыгнул носом — и снова принялся играть в молчанку.
— На это вам и я могу ответить, — внезапно прервал паузу второй пленник.