— Ах, вы за посадку не отвечаете? Тогда объявите по радио, чтобы все приготовили билеты.
Дежурная пошла в первый салон, а Людмила обругала себя: «Опять связалась! Теперь задержка обеспечена — полчаса, не меньше».
Она догнала дежурную у кухни:
— Послушайте, если вы уверены, что все пассажиры прошли в самолет с билетами…
— Уверена.
— Тогда давайте еще раз пересчитаем посадочные талоны. Зачем будить людей?
Дежурная молча прошла кухню, первый салон, открыла дверь в пилотскую кабину…
— Послушайте, командир корабля, — сказала она сердито. — Объясните пассажирам, чтобы приготовили билеты — так проверка пройдет быстрее. У вас в самолете «заяц».
Селезнев, изучавший расчеты штурмана, повернул голову и сказал:
— Вы хотите нас задержать?
— Я должна найти «зайца».
Полчаса назад, консультируясь с метеорологами Иркутского порта, Селезнев понял, что ненадежен не только Свердловск, дававший твердый прогноз лишь до двадцати четырех, но и сам Иркутск, к которому приближалась волна тумана с Байкала. Задержись в такой обстановке со стартом — «загоришь» в лучшем случае до утра, если не на двое суток, как в Хабаровске.
— А вы знаете, что через час Иркутск закроется по туману? — спросил он дежурную.
— Мне для проверки хватит и пятнадцати минут. Объявите, не тяните время.
Селезнев не спорил, он понимал, что дежурная права, что в подобных случаях, когда количество пассажиров не сходится с ведомостью, она обязана проверить билеты. Но ведь нет же правил без исключений! И ни в какие пятнадцать минут она с этой чертовой проверкой не уложится — дай бог, в полчаса!
— Это я виноват, — сказал он. — Дал в порт неточную радиограмму… Мать! — крикнул он Людмиле (всех бортпроводниц, невзирая на возраст, Селезнев называл только так — «мать»). — Сколько сняли красноярских?
— Двадцать восемь, Семен Андреевич!
— Ну вот. А ты сколько передал на землю, Иван Иванович? Двадцать девять? — сердито спросил Селезнев у радиста и, не дожидаясь его ответа, решил: — Вот что, мать…
— Что, дед? — перебила его дежурная, понявшая, что с проверкой у нее ничего не выйдет.
— Ага… — усмехнулся Селезнев. — Значит, договорились: я напутал в тексте радиограммы — ты это так и запиши у себя, где полагается, приму такой грех на душу. Мне этот грех обойдется дешевле, чем задержка. Поняла?
— Поняла! — фыркнула дежурная. — Счастливого полета!
Людмила пропустила ее, отступив к двери, она видела, что дежурная задержала взгляд на первом ряду — там с краю, на первом «в», сидел явно иркутский пассажир; выспавшийся, веселый, очень уж разговорчивый, таких она до Иркутска в самолете не помнит, но и на посадке она что-то его не заметила. Видно, этого говоруна не запомнила и дежурная — чего бы она тогда так сверлила его взглядом?
— Командир прав, — сказала Людмила извиняющимся тоном. — Наверное, мы ошиблись в радиограмме и ваши продали лишний билет. Довезем на диване, там ремни есть — привяжется.
Потом Людмила стояла в дверном проеме и смотрела, как дежурная о чем-то говорит со своей напарницей, подошедшей, очевидно, с соседней стоянки. Дежурные совещались, и они долго бы еще, возможно, совещались, если бы не гул, донесшийся из хвоста самолета: это командир, потеряв терпение, запустил вспомогательный турбогенератор.
Водитель трапа, услышав гул, крикнул дежурным, те отскочили, трап отъехал, Людмила, налегая всем телом, вытянула дверь из багажника и поставила ее на место, в проем.
— Пристегнись, — сказала она пареньку на диване.
Сняла пальто, повесила рядом с чьим-то серым, капроновым, и пошла докладывать командиру.
19 час. 45 мин.
Пилотская кабина самолета № 75410
Командир надел наушники, поправил микрофон, обернулся к радисту, и тот понимающе кивнул: «Есть связь!»
— Иркутск, 75410, прошу запуск двигателей.
Услышав привычную скороговорку диспетчера по рулежке — «75410, запуск разрешаю», — выглянул в форточку: на месте ли «земля», контрольный механик, который следит, как запускаются двигатели, и крикнул:
— Поехали!
Дальше пошла хорошо знакомая, отрепетированная сотнями полетов, предстартовая проверка. Сначала готовность экипажа:
— Бортрадист готов! — в тон командиру выкрикнул радист Невьянцев.
— Бортмеханик готов! — без задержки повторил за Невьянцевым бортмеханик Дима Киселев.