— Вот как он распускается — бутон! — сказал [восхищённо] кто-то сзади меня. Я обернулся и увидел юношу с повязанным узлом на руке выше кисти [на манер часов] чистым носовым платком. Это был Феликс [Клопотовский]. Поэт. \Тот, в дружбе с которым, я поторопился./ Он сказал:
— Я шёл за тобой ещё из библиотеки. Ты видел [Садовникова] Панды? Завтра у него собирается всё наше общество.
Нас было пятеро: Жорка, Феликс, ещё двое, имена я не запомнил, [но позже выяснилось Альберт и Вадим] и я. [Феликс и Жорка спорили об идеалах.) Жорка говорил, разливая водку:
— Когда нам дают действительность нам мало её. Мы не довольны действительностью. Хотим того, чего нет. Человеку нужен идеал. Это то, что называют целью в жизни. Наш идеал — прекрасное.
— Цель в жизни — мечта, разумеется, — сказал Феликс. — К сожалению, идеал — это туфелька Золушки, которую мы примериваем почти к каждой ноге, от этого она только разносится и приходит в негодность.
— Пессимист! — завопил Жорка.
— О, только по форме. Считаю — пессимизм воспитывает душу и прививает утончённый вкус…».
В другом месте черновой рукописи этот же фрагмент преподнесён более развёрнуто и даже имеет заглавие «Эстеты»:
«Маринованый огурец доставали из холодной стеклянной банки вилкой, зацепив его одним зубом. Он соскальзывал и нырял обратно в рассол, взрываясь полными солёными кляксами. Панды (Садовников) нарезывал его складным ножом на тарелке. Курили. Голубые дымы стояли на губах, как абстрактные скульптуры. Раскрытым, как на яблоко, ртом мы глотали дичайшую водку. И играли в краплёные карты без предметного разговора. Кричащий Феликс давил. Мы записали его на магнитофон. Что-то вроде:
Вопрос. Чем вы занимаетесь в настоящее время?
Ответ. Читаю и сочиняю.
Вопрос. А жить когда?
Ответ. Зачем жить, когда сочиняешь.
Вопрос. Дай определение поэзии.
Ответ. Поэзия — это выдох.
Вопрос. Что тогда будет вдохом?
Ответ. Любовь.
Вопрос. Какой вид искусства тебе нравится больше всего?
Ответ. Музыка. Она включает в себя все виды искусства и кроме того, притупляя интеллект, в большей степени возвращает человека к природе, а значит даёт ему счастье.
Вопрос. Что вы любите больше всего?
Ответ. Парадокс, а значит красоту, значит одиночество, деньги, умеренность.
[Вопрос. Какие у вас на этой почве расхождения с этикой?]
[Ответ. Чисто классические.]
Вопрос. Да, вы не однолюб, а что вам нравится в людях?
Ответ. То, что они умеют говорить.
Вопрос. Что вам не нравится в людях?
Ответ. То, что они плохо говорят.
Вопрос. Что вы цените в людях?
Ответ. Искренность. Человек должен веровать во что-либо.
Вопрос. Как вы относитесь ко всему сказанному?
Ответ. Мы молоды и нам хочется позы.
[Вопрос. Какого чёрта ты всё время валяешь дурака, Феликс?]
[Ответ. Жизнь слишком уж важна, чтобы нам [разговаривать о ней серьёзно] оставаться серьёзными.] Но лучше я почитаю свои стихи.
Он читал шедевры кошмара:
Или „… Христос, ты стар…“ — И дальше какая-то мистическая чушь.
Но это было старо, как бренный мир.
Нас было пятеро мальчишек, носящих повязанный на руке выше кисти чистый носовой платок: Панды, Феликс, и ещё двое — писали стихи. Потом я втащил Витьку Пыжова, его охмурили, выдавили из него нечто великолепное:
„Женственность — это высшая гармония“ — после чего Панды завопил:
— Я знал, я знал — кошки гармоничны!
— Надо говорить грубо, это наглядно… Я пришёл к вам, чтобы уйти от вас.
И он сбежал.
— С вами нельзя бороться: вы играете.
— Это только щит, — важно произнёс Феликс. — Но у тебя нет на него копья.
Витька завыл от бессильной ярости, и, скрываясь, показал кулак.
Огурцы лежали на тарелке, нарезанные пятаками.
— Ненавижу огурцы, — сказал Феликс. — Они стары, опавши в боках и осклизлы внутри. Ты в третий раз покупаешь огурцы. Почему нет шпрот?
— А их нет. В магазине есть огурцы и ливерная колбаса, — спокойно сказал Панды.
— Ты совсем перестал ловить мышей, Панды, — рассердился Феликс, — тебя надо женить и отдать в ночные сторожа. Вот тогда ты повертишься. Не хватало ещё ливерной колбасы!
Но Панды пошёл:
— Когда нам дают действительность, нам мало её. Мы не довольны действительностью. Хотим того, чего нет. Человеку нужен идеал. Это то, что называют целью в жизни. Мой идеал — прекрасное. Что касается Феликса, — добавил он, — то его жизнь, как он сам признался задним числом, тяготеет к животной основе, а идеал — шпроты.