Таэш и Ван переглянулись, уставились на меня с поразительно одинаковым выражением на лицах. Девушка проглотила последний кусок бутерброда, запила из протянутой светлым фляги.
-- Он всегда такой? -- поинтересовалась Таэш у светлого.
-- Когда не высыпается, -- ответил Ван. -- А не высыпается всегда. Представляешь как мне с ним сложно жить? И никуда не денешься -- брат же.
-- Да уж... -- усмехнулась Ночь.
Ван поглядел на мою богиню и, чуть улыбнувшись уголком рта, предложил:
-- Мир?
-- Мир! -- подтвердила она, возвращая флягу.
-- ...дружба-жевачка! -- не удержался я.
Ван ляпнул короткую фразу на изначальном, Таэш ответила не задумываясь, я пару мгновений пытался вникнуть в смысл сказанного...
-- Н-да... -- высказался Ван и хмыкнул.
Через мгновенье мы все трое уже катались по траве и хохотали как ненормальные. У детской клятвы дружбы изначальных, если немного изменить окончания слов и сместить акценты, появляется такой интере-эсный смысл!
Кое-как отсмеявшись, я вдруг обнаружил, что солнце скоро взойдёт, а богиня всё ещё здесь и по виду никуда не спешит.
-- Таэш? -- тревожно позвал я.
Она тяжко вздохнула, сорвала травинку, повертела её в пальчиках.
-- Я не смогу пойти с вами берез болото, -- виновато сказал она, рассеянно разглядывая травинку. -- И вообще не знаю сколько времени ещё не смогу обрести плоть снова.
-- Почему?! -- я поднялся, сел рядом с ней. Как?! Почему?! Она покинет меня?! Я не могу расстаться с ней, не хочу!.. -- Что-то случилось, Таэш? Я могу для тебя что-то сделать? Что угодно, только скажи!
Она, всё ещё не поднимая глаз, и тихо ответила:
-- Мне нужен тёмный Храм. А до него ещё добраться надо. И без материального тела этот путь не близкий. От Леса я теперь свободна, но наложенных на меня ограничений ещё много...
Я поймал её пальцами за подбородок, мягко приподнял, ловя взгляд.
-- Что я должен сделать? Просто скажи -- что?
-- Подожди меня. Поверь и дождись, -- прошептала она.
-- Этого не могу, -- грустно качнул головой я. -- Ждать и ничего не делать -- не могу. Я найду тебя. Найду, где бы ты ни была, в любом случае. Только не снимай кольцо.
Она поглядела на свою ладошку.
-- Не сниму. Никогда не сниму, -- пообещала она.
Солнце вот-вот взойдёт. Поляна, которую мы облюбовали, располагалась на утёсе, и свет сквозь деревья хорошо виден. Ещё минута-другая... А дальнейшее как-то само собой получилось. Я потянулся к ней, она обвила руками мою шею, и за вечность этого поцелуя весь мир вокруг исчез, оставляя только её, её одну...
Ещё мгновенье оставалось, когда я близко-близко заглянул в её бездонные антрацитовые глаза. В них отразилось восходящее солнце и боль.
-- Уходи... -- через силу прошептал я. -- Уходи же!
Она исчезла, тенью метнувшись под сень леса, а я целую вечность смотрел в пустоту перед собой.
Брат неотрывно глядел на меня. И этот взгляд был более чем красноречив.
-- Молчи, -- сказал я ему. Повернулся к коту: -- Коррас, отправляйся к ней. Шкурой отвечаешь, комок шерсти!
Кот коротко рыкнул, поднялся и в прыжке рассыпался мелкими льдинками.
-- Ты можешь быть проклят, -- негромко напомнил брат.
-- Ну и плевать, -- предельно спокойно сказал я, укладываясь на траву поудобнее. -- Не верю в проклятия.
Ван тяжко вздохнул, свернул карту и тоже улёгся.
-- Часа четыре поспим и в путь, -- сказал он.
-- Разбудишь меня, -- ответил, не открывая глаз. -- У меня внутренний хронометр сбит. Охранный контур цел?
-- Цел, цел...
Через минуту брат уже крепко спал. Солнце ласковыми ещё, неяркими лучами светило в лицо, проникая сквозь несомкнутые ресницы. Где-то там, где должно быть сердце ворочалась глухая, нудная боль. Будь проклят весь этот долбанный мир! Я не могу себе позволить... даже слов таких произнести не могу себе позволить! До боли стиснув зубы, глухо зарычал, потом несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Для брата я не верю в проклятия. Но точно знаю, на кого оно пало. Спать, Крылатый, спать! Забыть обо всём и в отключку!
С минуту я пытался заставить свой разум перестать думать и уснуть, но понял, что методы нужны более радикальные. В наличии методов имелось несколько. Можно взять гитару и минут сорок петь с полной выкладкой. Можно заставить себя испытать очень сильную боль -- после шока меня всегда тянет спать. А можно пережать себе артерию на шее. Что я и сделал. Сознание плавно соскользнуло в небытие...
-- Ирдес, вставай.
-- Не хочу...
-- Слушай, брат мой тёмный! Хватит действовать мне на мои расшатанные, взвинченные нервы!
-- Не трогаю я твои нервы. Пять минут ещё дай поспать!
-- Твои пять минут истекли пятнадцать минут назад! Всё, подъём!
Брат подкрепил слова пинком в бок. Но был пойман за ногу, повален на землю, слегка побит (попало по большей части мне), и отпущен на волю.
-- Балбес, -- сообщил весело скалящийся светлый.
-- От такого же слышу! -- ответил я, с удовольствием потягиваясь. Побудка вышла что надо! -- Сколько спали-то?
-- Часов пять, -- ответил брат.
То-то у меня всё тело так затекло! Так, где-то метрах в десяти к югу должен быть мелкий ручеёк. Нашёлся искомый источник воды быстро и позволил мне сделать вид, что я "типо искупался", если можно купаться в мелком холодном ручье. Вода согнала остатки сна, но накопившаяся усталость всё равно не спешила исчезнуть.
Когда я вернулся, брат уже приготовил завтрак из "сухпайка" и снова расстелил карту. Я сел рядом и взялся за свою порцию.
-- Вон туда, -- брат указал рукой градусов на десять южней востока. -- День полёта до окраин Болота. Потом ещё три-четыре дня над этим весёлым местечком. А там пусть ищут ветра в поле!
-- Угу, клыкастого светлого в компании тёмного будет тру-удно найти! -- хмыкнул я.
-- Значит, нужно что-то поменять, -- задумчиво выдал Ван, касаясь пальцами кончиков своих острых ушей.
-- Н-да...
И мы задумались, дожёвывая свой завтрак. Тьму не замаскировать под свет, свет не выдать за тьму. Эльфа не сделать человеком... Стоп!
-- Ван, а папин артефакт ещё у тебя?!
Брат несколько мгновений непонимающе смотрел на меня, потом коснулся шрама под ключицей и отрицательно помотал головой:
-- Нет.
Тогда план отпадает. С другой стороны...
-- Не думаю, что нас будут так уж активно искать за пределами Леса. Выберемся отсюда, а там посмотрим. Сбежать мы всегда можем.
Первое умение хорошего воина -- быстро и далеко удирать. Дед долго и старательно вбивал мне это в голову. Сколько мы с ним спорили, как ругались!
Ван загрустил, с досадой потёр шрам под ключицей.
-- Что, по человечинке соскучился? -- тут же отреагировал я. -- Так эту дичь я тебе обеспечу, представилась бы оказия! Не будем развеивать миф о людоедстве тёмных гадов!
Брат хмыкнул и сказал:
-- Что в тебе всегда ценил -- так это умение улыбаться и шутить в любой ситуации. Даже лёжа жертвой на алтаре.
-- Великая сила подколок и стёба! В итоге -- ни алтаря, ни бога, ни секты! -- весело добавил я, загнав поглубже всю злость. -- Трупов стройный штабель...
-- Зато мы-то с тобой вполне ещё живы! -- скривился в улыбке брат. Не получилось у него веселья. Не получилось...
-- Полетели что ли, -- вздохнув, предложил я.
-- Давай, -- согласился братец, сворачивая карту и убирая её в сумку.
Со своей сумкой перед побегом я помучился, пытаясь пристегнуть к поясу так, чтобы она не мешала в полёте. Вану-то что -- заплечный рюкзак, а мне как быть?! Благо наши новые камуфляжи обладали ещё и такой полезной вещью как разгрузка. Ван долго объяснял что и как, половину сам делал (конечно, со своими модификациями) прежде чем донёс до ушастых гениальную мысль спецназовской разгрузки. Большинство всего нужно-полезного осело в этих бездонных карманах, и даже с сумкой я кое-как справился. Но потерянного в тот страшный шторм, когда чуть не утонула Манька, браслета с пространственным карманом и сумкой-декомпенсатором не хватало, ой как не хватало!