Я уже думал об этом пароле. Я внимательно наблюдал за тем, как Джордж вводил пароль, когда пришел сюда в первый раз. Люди, постоянно работающие с документами, приучаются читать вверх ногами, поэтому они всегда видят, что именно находится на столе налогового инспектора. А в электронный век адвокаты извлекают пользу из наблюдений за работой клавиатуры компьютера.
Там должно быть три слова. В среднем слове три буквы[10], в первом — четыре или пять. А вот с последним я запутался в счете. Но я помнил нечто такое, что он говорил, когда работал с клавиатурой. «Доброе утро, ребята». И позднее, когда он был пьян: «Я вот только одну, черт подери, вещь и могу припомнить о детишках — это их имена. Привет, мальчишки. Тю-Тю-Тю».
Я видел его детей. Здоровяки с модными стрижками. Джеймс и Даниель. Я набрал на клавиатуре эти имена. Машина ответила: «Извините, я не узнаю пароля».
Мои руки снова вспотели. Бог знает, какие еще сигналы он мог встроить в эту штуку. И вдруг я вспомнил. Их звали не Джеймс и Даниель. Меня осенило как раз вовремя! Младшего он действительно называл Даниелем, полным именем. Но другой его сын в этом пароле был не Джеймсом, Он был Джеми.
Я впечатал в машину имена Джеми и Даниеля и стукнул по клавише «Ответ». Экран сказал мне: «Привет, папа». Я вошел в компьютер. Тип "О" четвертого поколения — это большой и дорогой компьютер-справочник. Адвокаты тоже им пользуются. Я велел компьютеру поискать данные по компании «Бэч АГ». Он погудел какое-то мгновение и потом разом выдал список взаимных сделок за три минувших года. «Очистка от отходов» выполняла массу операций для «Бэч АГ». Я воспользовался указателем-курсором и пробежался по этому списку, высматривая подходящую дату.
И я ее нашел. 16 июня, за десять дней до того, как у Джимми Салливана произошла стычка с Дональдом Стюартом. «Очистка» договорилась с «Бэч» об уничтожении пятисот тонн смешанных отходов, заключенных в красные бочки с тем самым серийным номером, который высветили рентгеновские лучи на диске Джокки Салливана. «Бэч АГ» оплачивала это в среднем из расчета 750 фунтов за тонну.
В коридоре застучали каблуки. Я отвернул экран от двери, вытащил листок бумаги, авторучку и принялся писать. Хэлен просунула голову в дверь.
— Что-то вы здесь долго.
— Да. Длинно получается, — сказал я.
— Хотите немного кофе?
— Нет. — Я покачал головой. — Собираюсь дописать и пойти перекусить. Но все равно — спасибо.
— Ладно. — Она лучезарно мне улыбнулась.
Я продолжал писать с самым деловым видом, надеясь, что она не слышит гудения лопастей в тяжелой оболочке диска. Хэлен закрыла дверь. Я вытер ладони о свои брюки и вернулся к экрану.
Фиона была права. Джордж не заключал никакого контракта с «Пиранези» из Генуи, предприятие которого до сих пор распространяло грязный дым по голубому Средиземноморью. Он продал отходы другому дельцу — Энцо Смиту с улицы Сент-Пьер в Женеве, заплатив по 500 фунтов за тонну, что оставило Джорджу разницу в 250 фунтов за тонну, стало быть, в общей сложности — 125 тысяч фунтов.
Вполне достаточно для миленького обручального кольца.
Я записал телефонный номер Энцо Смита и названия химикалий, подлежащих уничтожению, и выключил компьютер. После чего дописал вежливую записку Джорджу, в которой благодарил его за гонку и за обед, а также поздравлял с обручением. Ну, а потом я простился с Хэлен и ушел.
Я вернулся обратно в гостиницу. Прежде всего мне следовало выяснить, существовала ли прямая связь между Энцо Смитом и «Моноко» Лучше всего был бы прямой контакт со Смитом. А если не получится, у меня в запасе Готфрид Вебер. Было жарко-влажно, этакий денек, когда одной рубашкой не обойдешься. Я надел чистую и скопировал информацию, снятую с экрана компьютера Джорджа Хэйтера. А потом я отправился пешком на улицу Сент-Пьер, где располагалась брокерская контора Энцо Смита.
Помещалась эта контора в здании постройки 60-х годов, облицованном серым гранитом. Вывески на первом этаже содержали, должно быть, сотню названий фирм и контор, и вестибюль был переполнен непроницаемыми, сосредоточенными лицами. Я вошел в серый стальной лифт вместе с семью другими людьми, вышел на седьмом этаже и распахнул плотную дверь из красного дерева, на которой было написано: «Энцо Смит. Приемная».
Если контора Джорджа Хэйтера была в своем роде старой Женевой, то у Энцо Смита царил новый Милан. Кондиционеры мигом заморозили пот на моем лице. Стол секретарши в приемной был из белого мрамора, украшенного имитацией черных ветвей дерева, выполненных из ковкой стали. Какой-то маленький, слащавого вида человечек с черными усами читал газету в угловом кресле. По контрасту с ним и с этой мебелью женщина за столом выглядела невзрачной и безвредной.
— Мне нужно видеть мистера Смита, — сказал я.
— Вам назначена встреча? — спросила она.
Легкая тень пробежала по гладкой поверхности ее лба — этакий женевский эквивалент неодобрения.
— Он захочет увидеться со мной, — уверенно заявил я.
Она открыла рот, вероятно собираясь предложить мне, чтобы я убирался. Но в этот момент одна из черных как сажа дверей открылась, и оттуда показался низкорослый мужчина с очень короткими черными волосами, в спортивно-деловом костюме из темно-желтого полотна и с четырьмя золотыми кольцами на пальцах правой руки. Его глаза скользнули мимо меня. И мои тоже скользнули мимо него — в кабинет, из которого он вышел. В этом кабинете возле окна во всю стену, откуда открывался вид на верхушки крыш Женевы и голубое озеро за ним, стоял другой мужчина. Великан с массивной головой, крепко сидящей на плечах без намека на шею.
— Месье Смит, — обратилась секретарша к тому, который вышел из кабинета, — вот этот месье говорит, что...
Я не расслышал остального. Потому что великан в кабинете повернулся в мою сторону. Солнце высветило желтый венчик его волос, остриженных так же коротко, как у Смита. Сквозь них проглядывал розовый череп. Его глаза сошлись с моими на долю секунды, и он ринулся на меня. Это было похоже на мгновенный рефлекс дикого животного. Я пулей вылетел из конторы.
Великан, стоявший у окна в кабинете Смита, был Куртом Мансини.
Когда я выскочил из конторы, дверцы лифта как раз закрывались. Я дал им закрыться. Справа на какой-то двери я увидел надпись по-французски: «Лестница» и проворно в нее нырнул. Ступеньки из белого бетона круто спускались вниз, описывая спираль с прямыми углами. Я опять взмок от пота. Где-то в глубине своего сознания я вопил: «Вот в чем дело!» Но куда громче звучал знакомый голос: «Уноси ноги!»
Наверху гулко хлопнула дверь. Я увидел наклонившуюся над пролетом голову. Маленькую темную голову Энцо Смита. Прыжки, грохотавшие следом за мной по лестнице, не были прыжками Энцо Смита. Мне не было нужды оглядываться, чтобы узнать, чьи это прыжки.
На ближайшей двери стояла цифра "З". Прыжки приближались ко мне. Сердце мое грохотало о ребра, когда я одним махом пролетел следующий поворот спирали. На двери цифра "2". Теперь он грохотал всего на один поворот позади меня — это желтоголовое животное. Но передо мной уже была дверь с цифрой "1". Я врезался плечом в эту нарисованную цифру и пальцами нащупал ручку двери. В тот же самый момент что-то сильно ударилось в дверь у моего уха. И тут я вывалился в вестибюль, заполненный людьми.
Я обернулся. Дверь медленно отходила назад. Пока она не закрылась, я успел заметить тот предмет, который врезался в нее у моего уха. Я видел тот предмет совершенно отчетливо, в подробностях, хотя успел отбежать от двери на порядочное расстояние.
Это был нож. Рукоятка обмотана темно-зеленой изоляционной лентой, блестящее лезвие отточено с обеих сторон. Нож вонзился в дверь на добрую пару дюймов. А каких-то шесть дюймов правее — и он врезался бы мне в шею, там, где кончается череп и начинается позвоночник. Он должен был убить наповал.
10
Количество букв в русских и английских словах, означающих одно и то же, естественно, далеко не всегда совпадает.