Осталось всего каких-нибудь пять месяцев до того срока, когда Кунио Асидзава станет офицером военно-морской авиации. Он будет летать над полями сражений, драться с вражескими самолетами. Каждый день, каждый час его будет подстерегать смерть. Юмико знала об этом. Знала, но не понимала всего ужаса такого существования. Она считала, что даже если Кунио суждено погибнуть, все равно их любовь останется жить' вечно. И, полная этих призрачных мечтаний и образов, она не сводила с Кунио влюбленных глаз. У себя в. комнате Кунио включил для Юмико патефон, и, слушая музыку, девушка сидела напротив него, почти завороженная ощущением переполнявшего ее счастья.
Кунио тихонько взял руку Юмико и сжал ее обеими руками. Сердце у него радостно забилось, и он подумал, что ради этого любимого существа он способен на любой подвиг. Ему хотелось, чтобы Юмико увидела его мастерство, хотелось показать ей самые трудные, опасные фигуры высшего пилотажа, чтобы она трепетала от страха за него. Ему хотелось, чтобы она видела, как он в стремительной атаке сбрасывает бомбы на вражеские позиции, как врезается в соединение вражеских самолетов, сбивает один, другой, третий самолет противника и возвращается обратно. Он жаждал как можно более опасных сражений, чтобы заставить Юмико тревожиться за него. Война представлялась ему игрой, любовь—-тоже.
— На днях я поеду в Осака. Общество друзей авиации и несколько газетных компаний устраивают там большой авиационный студенческий праздник. Праздник начнется двадцать восьмого числа... Я тоже буду участвовать в соревнованиях: в программу входит полет восьмеркой и посадка на заданную площадку. Думаю, что какой-нибудь награды обязательно добьюсь: или премии военно-морского министра, или премии министра просвещения.
— Как я тебе завидую! Счастливый!—улыбнулась Юмико.— Хорошо быть мужчиной! Что ни задумаешь, все можешь сделать! Мне бы тоже хотелось разок полетать на самолете.
— Вот кончу учиться, получу звание, тогда я тебя покатаю.
— Правда?
— Конечно!
— А когда же ты станешь офицером? .
— Как только призовут в армию, я сразу же получу звание младшего лейтенанта авиации.
— Да? И сразу уедешь на фронт?
— Ну, когда пошлют на фронт — это еще неизвестно. — Там, наверное, опасно.
— Конечно, не без этого... А ты за меня боишься?
— Нет, нс то что боюсь, а просто... В последнее время, стоит мне увидеть самолет, и сразу кажется, что это ты там летишь. Только услышу шум самолета, всякий раз вспоминаю тебя.
— Правда? А я, всякий раз, когда слышу музыку, думаю о тебе.
— Ну, я еще плохо играю. Но к тому времени, как ты вернешься с войны, я непременно научусь. С будущего года буду заниматься изо всех сил. Но только скажи — тебя не убьют?
— Ну вот еще! Чего это ради! Я не такой разиня!
— Правда? Обязательно возвращайся целый и невредимый! Я буду молиться за тебя...
Кунио развернул на столе аэронавигационную карту. Оп объяснял Юмико, как делают виражи, рассказывал о теории ночного полета и штопора. Это было наивное выражение его любви, юное, простодушное желание похвалиться своим мастерством, храбростью, знаниями.
Юмико, низко склонившись над картой, пряча лицо, делала вид, что восхищается его эрудицией и понимает объяснения, которых она в действительности вовсе не понимала. Этим невинным обманом она стремилась показать, что принимает его любовь.
Аромат ее волос еще сильнее разжигал фантазию Кунио, а звук голоса юноши завораживал Юмико. Молодое светлое чувство переполняло сердца обоих. Как ни странно, по при мысли о предстоящей разлуке и Юмико и Кунио испытывали даже какую-то своеобразную радость. Они понимали, конечно, что, как только Кунио станет летчиком, им придется расстаться. Потянутся полные опасностей годы, и кто знает, когда им суждено будет увидеться вновь? По зато они смогут переписываться. В письмах легче откровенно говорить о любви. Поэтому им казалось, что разлука сулит новые радости.
Юмико даже устала, так переполнилось ее сердце наивным, еще не умеющим найти свободного проявления чувством. Щеки ее пылали. Опа взглянула на настольные часы и, вздохнув, прошептала:
— Ой, уже половина пятого. Мне пора.
— Куда ты торопишься? Поужинаешь с нами, потом и пойдешь.
— Нет, нет. Сегодня вечером учения по противовоздушной обороне.
— Ты пойдешь?
— Конечно. Я никогда не пропускаю. От нас и так никто не ходит, кроме меня.
Вот уже неделя, как всех граждан в принудительном порядке заставляли участвовать в учебных тревогах. Юмико всегда послушно выполняла все распоряжения штаба противовоздушной обороны. Хорошенькая, с чистым белым личиком, таким белым, словно она только что вышла из ванны, с чуть рыжеватым отливом волос, оттенявшим светлую кожу ее лица, она застенчиво выдернула руку из руки Кунио и проворно сбежала с лестницы.