В тот же день вечером, часов около девяти, Иоко поднялась наверх и постучала в дверь комнаты Кунио. Сидя у стола, заваленного разными бумагами, Кунио читал комментированное издание «Кодекса бусидо»*.
— Ты занят?
— Да, читаю... А что?
— Я хотела кое о чем поговорить с тобой.
— Со мной? Пожалуйста...— он как будто несколько смутился и, словно спохватившись, закурил сигарету.— Поговорить? О чем это?
— О Юмико. Извини, может быть я вмешиваюсь не в свое дело...
— Отчего же, если разговор дельный... Послушаем.
На Кунио был джемпер, похожий на те, какие носят пилоты. Руки он скрестил на груди. И поза и речь были совсем как у взрослого, только неустоявшиеся, неопределенные черты лица выдавали, что их обладателю исполнилось всего двадцать три года. Иоко уселась в низкое кресло.
— У тебя был сегодня какой-нибудь решительный разговор с Юмико? — спросила она, вертя в руках пепельницу, украшенную маленькой серебряной моделью пассажирского самолета.
— Нет, мы все время беседовали только об авиации.
— Скажи, Кунио, что у тебя на уме?.. Ты собираешься жениться?
— А почему бы и нет?
— И ты говорил об этом с Юмико?
— Я же сказал, мы разговаривали только о самолетах.
Иоко почувствовала, что ее раздражают уклончивые ответы Кунио.
— А что думают об этом отец и мать?
— О, на этот счет я совершенно спокоен. Я знаю, как они относятся к семье Кодама, это мне хорошо известно еще с тех пор, как Тайскэ женился на вас, сестра. Можно не сомневаться, что мама и папа не будут иметь ничего против Юмико-сан.
— Ты успел уже и об этом подумать?
— Разумеется.
— А как отнесутся к твоим планам Кодама?
— Вот уж это вам, Иоко, лучше знать. Но мне кажется, что профессор, да и госпожа Сакико будут согласны.
— Да, пожалуй... Но вот о чем я еще хотела сказать... Ведь оба мои брата в армии. Если с ними случится что-нибудь, у моих родителей не останется никого, кроме Юмико.
— Да, это верно.
— Ну, и как же ты себе это мыслишь?
— Но, Иоко,— сказал Кунио каким-то нарочито небрежным тоном.— Ведь я тоже собираюсь на фронт., Ведь и со мной тоже может что-нибудь случиться!
— Вот именно. Как же тогда? Юмико ничего не говорила, как она себе все это представляет?
— Я сказал Юмико, что, пока война не кончится, я, пожалуй, не смогу что-либо твердо обещать ей или обручиться с ней официально. И Юмико ответила, что вполне меня понимает.
— Она так сказала?
— Да. И обещала ждать меня до тех пор, пока не наступит мир.
— Ах, вот как. Значит, вы уже и об этом договорились...— тихо сказала Иоко, чувствуя, что непрошеные слезы выступают у нее на глазах. Что будет с Юмико, если она прождет Кунио несколько лет и в конце концов все-таки не дождется? Неужели Юмико уготован тот же скорбный путь в жизни, что и ей, Иоко?..
Вошла служанка и сказала, что Кунио зовет отец. Иоко вместе с ним спустилась в столовую. Отец сидел у стола вдвоем с госпожой Сигэко за своей обычной вечерней чашечкой сакэ. Мать вышивала по бархату диванную подушку для обставленной по-европейски гостиной. Вот уже второй месяц, как она занималась этой вышивкой. Иоко села рядом со свекровью.
— Еще не готово? — спросила опа.
— Да, все еще не видно конца;..
— Вы меня звали? — сказал Кунио. Он уселся, скрестив ноги, возле жаровни и, не вставая, вытащил из шкафчика банку с печеньем.
— Мы хотели поговорить с тобой о Юмико-сан,— ответила мать, не поднимая глаз от вышивания. Она сделала небольшую паузу, ожидая, чтобы заговорил отец, но, увидев, что Юхэй молча наполняет вторую чашку, продолжала: — Не следует забывать, что в семье профессора Кодама она сейчас осталась одна.
— Да, я только сейчас говорила с Кунио как раз о том же,— сказала Иоко.
— Мы с отцом очень любим Юмико-сан и были бы рады такой невестке. Но кто может поручиться за будущее в такие трудные времена, как теперь? Ты что, обещал ей что-нибудь определенное?
Кунио грыз печенье и слушал неторопливо-спокойную речь матери.
— Да как сказать... Обещал не обещал... Не все ли равно в конце концов... Предоставьте все мне. Я сам знаю, как мне поступить,— сказал он.
Иоко прекрасно понимала такое стремление Кунио оградить свою любовь от вмешательства посторонних. Юноше хотелось самому решить вопрос своих отношений с Юмико. Но в это время Юхэй, поставив чашку, строго и даже как будто с укоризной сказал:
Бусидо (буквально: «Путь самурая»)—свод морально-этических заповедей средневековой феодально-рыцарской идеологии. В милитаристской Японии бусидо считалось официальной идеологией.