Андромаха посмотрела ему в лицо своими изумрудными глазами и проговорила тихо:
— Ты можешь не верить, Неоптолем, но твой отец и мой муж действительно были самыми близкими друзьями. И мы любили… мы любили Ахилла!
И тут силы снова ей изменили, она вскрикнула и, всплеснув руками так, что блюдо едва не соскользнуло с ее колен, закрыла лицо ладонями:
— Ахилл, Ахилл! О, если бы ты был жив, если бы оставался с нами, ничего бы не произошло… Все было бы хорошо!
Она заплакала, но тут же, совладав с собою, подняла голову, ладонью отирая слезы.
— А Гектор так и не поверил! — воскликнула Андромаха. — Он говорил, все время говорил, что Ахилл жив и вернется!
— Он думал, что богиня Фетида, которая унесла с костра его тело, вернула его к жизни? — Неоптолем был изумлен этим искренним порывом отчаяния и таким явным, таким непритворным проявлением любви к его отцу со стороны молодой троянки. — Но, если так, то мой отец испил нектара и отведал амврозии и стал божеством… Он не вернется к людям. Некоторые наши воины так и думают.
Андромаха покачала головой:
— Нет, нет. Гектор был уверен, что его друг ожил и остался человеком. Он… он говорил, что его тело взяла с костра вовсе не богиня Фетида, а царица амазонок Пентесилея, которую Ахилл любил — Гектор узнал ее… Он говорил, что есть тайна, которую он не может открыть, но суть ее в том, что амазонки иногда могут оживлять мертвых! И мы ждали… мы его ждали. Если бы он был с нами, он не дал бы ахейцам разрушить Трою!
Неоптолем нахмурился. Да, ему говорили, что его отец сделал все возможное для заключения мира с троянцами, что он не хотел и слышать о штурме города, что даже после нападения амазонок он доказал, что в этом не было вины царя Приама и что переговоры можно продолжать… Об этом говорили воины, базилевсы предпочитали не говорить. Впрочем, из базилевсов он беседовал подолгу только с Агамемноном и Менелаем, а они-то ясно, чего хотели!..
— Значит, я пошел против воли отца? — резко спросил он пленницу.
— Да, — твердо ответила Андромаха. — Но ведь ты этого не знал, верно? Они обманули тебя? Они ведь и Ахилла сперва обманывали! Менелай ему сказал, что его друга Патрокла убил Гектор, а на самом деле смертельный удар Патроклу нанес другой воин. Гектор мне потом рассказал. Мой Гектор!..
Она закрыла глаза, и на мгновение ее лицо просияло — она ясно увидела мужа. Неоптолем ощутил острую, как жало, боль, но не испытал гнева. Тем более, что выражение счастья на лице Андромахи тут же исчезло, и оно вновь потемнело.
— Я схожу с ума! — прошептала она. — Я отчетливо чувствую, что жив и мой Гектор, хотя он на моих глазах! На моих глазах…
У нее вырвалось дикое, истерическое рыдание, она вся задрожала. И вновь вместо гнева Неоптолем ощутил острую, незнакомую прежде жалость. Он не понимал, что с ним происходит.
— Андромаха! — мальчик взял ее руку и сжал, стараясь не причинить боли. — Послушай… прости меня! Я никому, никогда не дам обидеть ни тебя, ни твоего сына. Даю слово.
Молодая женщина посмотрела на него сквозь слезы с такой тихой, печальной благодарностью, что ему и самому захотелось заплакать…
— Прости и ты меня! — выдохнула Андромаха. — В том, что вчера произошло, виновата только я. Я — твоя пленница, твоя рабыня, и ты волен делать со мною, что захочешь.
В этих словах был бы вызов, если бы при этом ее голос вновь не потускнел, не стал мертвым и холодным, будто она усилием воли рвала невидимую связь, возникшую сейчас между ними, и вновь оставляла за ним лишь одно право — право сильного, которое, как он убедился этой ночью, совсем ничего не стоило…
Но Неоптолем на этот раз оказался не слабее нее.
— Я никогда больше к тебе не прикоснусь! — сказал он твердо. — До тех пор, пока ты сама… если ты сама не захочешь. Ты… Ты — первая, понимаешь, первая женщина, которой мне захотелось!
— Понимаю, — проговорила она, опустив глаза.
Некоторое время и он и она молчали. Кормчий повернул весло, ветер немного развернул парус, и синяя тень, как плащом накрыла их, спящего ребенка, настороженно замершего возле их ног Тарка.
— Послушай, Андромаха! — голос Неоптолема прозвучал теперь почти робко. — Расскажи мне о моем отце. Я ведь не знаю его. Я его даже никогда не видел.
— Но тебе же рассказывали о нем — цари, воины…
Мальчик усмехнулся и пожал плечами.
— Цари? Агамемнон с Менелаем? Только громкие слова, в которых ничего не было. Воины? Ну, рассказывали… Там были восторг и преклонение. Они тоже знали его только со стороны. А ведь вы, Гектор и ты, вы же с ним дружили. Пожалуйста, расскажи мне про него!