— Все дело в вере, Гермиона. — повторяла Брисеида часто, сияя своей благочестивой красотой. Она качала головой, укоризненно воспринимая доводы Гермионы.
Но сегодня, в это темное время, когда страшные греки стояли у ворот, Гермионе пришлось увидеть новую силу, полностью выходящую за рамки пергаментов и теорий.
— Они пришли уничтожить Трою, Брисеида. Должно быть, я прогневала богов, когда мы с Еленой ступили на эти земли, я не должна была…!
Жрица погладила волосы Гермионы.
— Не думай так, моя Гермиона. Аполлон защитит нас и нашу землю, он будет…
Гермиона сжала зубы в беспокойстве.
— О нет! Я разозлила богов, и теперь они ищут возмездия! Ты не знаешь греков, как я. Ты не жила среди них, ты не видела Агамемнона и не знаешь его жадности…
— Если он жаден, то боги покарают его…
Дикие локоны встрепенулись, когда Гермиона яростно закачала головой.
— Нет!
Губ Брисеиды коснулась легкая улыбка, и она схватила Гермиону за руки.
— Не тревожься за Трою, Гермиона. Наши стены никогда не были повержены. Не падут они и сейчас. Ищи успокоения в молитве. Ну же, иди…
Нежно подтолкнув Гермиону к тихому алтарю, она оставила ее на произвол судьбы и веры.
В грубых, обтесанных стенах хранилось молчание, но каждый звук гулким эхом раскрывался о них. Когда глаза Гермионы ощутили темноту и привыкли к ней, она разглядела простую гранитную статую. В ней не было помпезной славы золотых воплощений Аполлона, которые стояли на городской площади и за пределами этого самого храма, но явная простота сидевшего Бога придала его облику иной вид божественной ипостаси.
Преклонив колени, Гермиона вскинула руки в молитве. Она навлекла ужас на Трою, на всех невинных, которые жили в городе, городе, который жаждал только мира. Елена была чиста от обвинений, ибо детство, проведенное под крылом жесткого отца, а позже четырнадцать лет подле пьяного грубостью мужа, должны заслуживать искупления и побега. Но Гермиона бежала по собственной, мелочной причине — боязни остаться без сестры.
… и теперь стала частью страшного бремени.
Боги гневались. Они дышали яростью.
Гермиона крепко и отчаянно сжала руки, ее лоб коснулся холодных камней пола вместе со всхлипом, который вырвался из ее губ.
Когда сознание вернулось к ней, на ее коленях были страшные синюшные пятна от жестких камней. Гермиона выхватила нож из под хитона. То был не драгоценный нож, а грубый и изготовленный из тусклого металла, встроенный в простую ручку. Нож был не только опасно-острым, но и лезвие его венчали в дополнении отвратительные зазубрины.
Дрожащими руками Гермиона поднесла нож к горлу, ее глаза были прикованы к своду.
— Я предлагаю себя…
***
Афродита лениво возлежала на своем троне, поигрывая идеальным шелковистым локоном золотого, ее удивительные божественные глаза следили за кружащейся где-то внизу сценой, разворачивающейся в далеком царстве земном.
Блестящие зрачки ее дрогнули, опасно стягиваясь, когда она приметила красивого смертного, с бешеной и безумной грацией владеющего своим мечом в широких, изящных ударах. Враги его становились прахом, обдавая священные полы Аполлонова храма кровью.
А подле нее стоял сам Аполлон, лицо которого искажала страшная бледная ярость. Золотые солнечные руки крепко сжимали драгоценный колчан и стрелы.
— Он поплатится. Смертный человек оскверняет мой храм! Он бросает вызов моим силам, так и пускай отправится в Аид… о, я увижу его мертв…
Богиня отстранилась от Золотого Бога.
— О нет, ты не причинишь ему вреда. Пока у меня есть к нему особое расположение.
— Ты! возжелала простого презренного смертного?! — резко вскричал Аполлон. Его божественные глаза продолжали устремляться к месту разрушенных стен с яростью.
Афродита лениво вздохнула, ее глаза ласкали мужскую фигуру, все еще находившуюся в пылу битвы. Длинные гибкие мускулы, прекрасная кожа цвета слоновой кости, ртутные, словно плавленный раскаленный металл, глаза, невероятная высота и… о, это лицо…
В своем восхищении она была настолько потеряна, что едва не упустила внезапную перемену в настроениях Бога Солнца на новой сцене. Поспешно поднявшись, она оказалась у другой стороны видений Аполлона, наблюдая за ней в тишине.
Там, глубоко в смертном мире, преклонила колени чувствительная молодая женщина, ее лицо было покорно поднято, щеки орошали потоки горячих слез, со вспышкой трепета ее глаза распахнулись, и невероятное свечение разума в них поразило богиню. Восторженно задыхаясь, Афродита сжала свою грудь.
О, эти потрясающие золотые глаза!
Но совсем скоро глаза снова закрылись, и богиня увидела грубый клинок, поданный к самому молочному горлу, все сильнее сдавливающий плоть.
— Нет!
Чувства побудили ее оттолкнуться вперед, дабы вмешаться в смертную сцену, но Аполлон успел сдержать ее.
— Перед тобою моя жертва. Ее кровь должна очистить мой храм. И позволения моего ты не получишь…
— Молчи! — пышное тело Афродиты сражалось. — Ее кровь равна крови невинных. Не она не обидела тебя, и кровь ее не будет служить священной цели, не доставит тебе никакого удовлетворения! Смотри, — Богиня расправила видение чуть дальше. — Вот перед тобой Гектор, он убьет врагов твоих, омоет твой храм всей кровью жертвенной! Девочка не заслужила алтаря.
Арес загрохотал с пьяной радостью от приближения грядущего сражения.
— Пусть женщина получит свою игрушку. Займемся делом мужчин.
Каждая мучительная смерть раненого грека счастьем отдавалась у Аполлона в сердце. Он кивнул, позволяя и Аресу, и Афродите насладиться спасением жертвы, не прерывая их желания.
— Думается мне, что есть у нас с вами дело, повеселящее нас. — молвил Арес, лаская мягкую плоть богини.
Афродита коснулась насмешливым взглядом бога войны, поигрывая бровью.
— Вы уже видели его. — Арес указал на, примеченного ранее, высокого белоснежного воина, бьющегося с Гектором в злом опиуме ярости. — Его называют Драко.
Богиня в любопытстве кивнула, пока ее пышная рука осторожно придерживала локоть девушки, все еще прижимающей нож к горлу.
— И что же с ним? — Афродита спросила, разглядывая человека, который восхитил ее ранее.
— Один из моих самых дражайших воинов перед тобой. — жестом указал Арес. — И я хочу наградить его… спутницей.
Богиня засмеялась с уязвлением.
— Отчего ты обращаешься ко мне с подобными просьбами?
— Ты жалела дитя мгновение назад. А кто защитит ее лучше моего воина?
Голубые божественные глаза Афродиты задрожали в подозрении.
— А отчего не Ахиллес? Он величайший…
— Ахиллес будет отдан Аиду, он ищет на земле славу и заплатит за нее смертью. Драко же доживет до почтенной старости и увидит родные берега, в этом клянусь тебе.
На долгое время настигло всех молчание. Афродита, все еще занимавшаяся маленькой женщиной, держала клинок острого ножа.
— Я заставлю ее полюбить его. — последовало решение вскоре.
— Это опасно и тщетно. — сумел возразить Арес. — Он без колебания убьет ее.
Богиня расхохоталась и отняла руку. Немного перемещаясь к старым смертным видениям, она коснулась своими великолепными руками раскаленной плоти груди Драко. Воин не прервался в своем запое битвы, когда Афродита с нежностью провела пальцем по коже и позволила кончику отдохнуть над его сердцем.
— Что же, пусть будет так.
***
Бах!
Крики ярости и проклятий драли горячий воздух, а стук мечей эхом сумел проникнуть в священные залы. Брисеида ворвалась в комнаты Аполлона, когда ее лицо заливали слезы.
Нож выскользнул из безжизненных ладоней, незаметно падая на камни, пока жрица подхватила Гермиону, силком поднимая на ноги.