– Да, – согласился Ксандер. – Это чудесное название.
Улыбка Зидантоса померкла, и мальчик увидел, что он смотрит на группу шестерых мужчин, которые стояли в отдалении и смотрели туда, где Геликаон сидел вместе с Одиссеем и командой. Незнакомцы столпились вокруг высокого широкоплечего воина. Он немного напоминал Аргуриоса выступающим подбородком и отсутствием усов. Но борода и волосы этого человека казались почти белыми в лунном свете. Мальчик заметил, что беловолосый молодой воин покачал головой, затем ушел вместе со своими людьми. Сидящий рядом Зидантос расслабился.
– Кто это были? – спросил Ксандер.
– Микенские торговцы. Ну, это они себя так называют. Это грабители, парень. Пираты.
Кудрявый гребец Ониакус подошел к тому месту, где они сидели. Он улыбнулся Ксандеру, потрепал его по волосам и присел на корточки рядом с Зидантосом.
– Здесь Коланос, – сказал он.
– Я знаю. Мы видели его.
– Может, послать людей на корабль за оружием?
– Нет. Я сомневаюсь, что Коланос захочет неприятностей в бухте Толстого царя.
– Счастливчику лучше спать сегодня на «Ксантосе», – заметил Ониакус. – Коланос, может, и не отважится на открытый бой, но с удовольствием воткнет кинжал ему в спину в темноте. Ты предупредил Геликаона?
– Нет необходимости, – ответил Зидантос. – Он видел их. Я буду присматривать за убийцами. Но все же будь начеку, Они-акус. И предупреди людей покрепче. Другим ничего не рассказывай.
Зидантос встал, потянулся и ушел прочь. Ониакус усмехнулся встревоженному Ксандеру.
– Не беспокойся, малыш. Зидантос знает, что делает.
– Эти люди – наши враги? – испуганно спросил мальчик.
– На самом деле, они враги всех людей. Они живут грабежом, воруют, убивают. Затем хвастаются своей храбростью и честью. Но микенцы – странный народ.
– Аргуриос – микенец, но он спас мне жизнь, – возразил ему Ксандер.
– Как я уже говорил, они – странные люди. Но это был храбрый поступок. Нельзя сказать, что они лишены храбрости. Всего, что угодно: очарования, сострадания, жалости, но не храбрости.
– Но храбрость очень важна, – возразил Ксандер. – Все так говорят.
– Конечно, это так, – согласился Ониакус. – Но она бывает разной. Микенцы живут ради битвы и военной славы. Меня это огорчает. Война – это враг цивилизации. Мы не можем развиваться во время войны, Ксандер. Она тащит нас назад, наполняя сердца людей ненавистью и мыслями о мести. – Он вздохнул. – Торговля – это ключ. У каждого народа есть,
что предложить и что купить. Когда мы торгуем, мы учимся друг у друга новому. Подожди, пока не увидишь Трою, и я покажу тебе, что имею в виду. Каменщики из Египта научили нас строить огромные стены и башни, статуи у Шеанских ворот; плотники из Фригии и Нисии украсили храм Гермеса, бога путешественников. Ювелиры из Трои отправились в Египет и научили других мастеров создавать удивительные украшения. Чем интенсивней торговля, тем больше мы обмениваемся знаниями. Теперь мы умеем строить более высокие стены, более крепкие здания, копать более глубокие колодцы, ткать более яркую одежду. Мы умеем орошать поля и выращивать зерно, чтобы утолять голод. И все благодаря торговле. А война? О ней нечего говорить, мальчик.
– Но война дает нам героев, – возразил Ксандер. – Геракл и Орменион были воинами, и их сделали бессмертными. Отец Зевс превратил их в созвездия…
Ониакус нахмурился.
– В пьяном гневе Геракл забил жену до смерти, а Ормени-он принес свою юную дочь в жертву в надежде, что Посейдон пошлет ему попутный ветер для нападения на Крит.
– Прости, Ониакус. Я не хотел тебя злить.
– Ты просто молод, Ксандер. И я не сержусь на тебя. Я надеюсь, ты никогда не увидишь, на какие поступки толкает людей война, и всю твою жизнь будет царить мир. Потому что тогда мы увидим великие вещи. Вокруг Зеленого моря будут жить счастливые люди, довольные и защищенные, растить детей. – Затем он снова вздохнул. – Но этого не будет, пока такие убийцы, как Коланос, будут плавать по морю. Пока будут править такие цари, как Агамемнон. И конечно, пока юноши будут восхищаться такими убийцами, как Геракл или Орменион. – Он обернулся и посмотрел на моряков, столпившихся вокруг Геликаона. – Я собираюсь поговорить кое-с кем. Никому ничего не рассказывай.
Ониакус снова потрепал мальчика по волосам и пошел к морякам с «Ксантоса». Ксандер вздохнул. Теперь он не хотел быть героем. В этой бухте были злые люди, убийцы, орудовавшие кинжалом в темноте. Поднявшись на ноги, мальчик последовал за Ониакусом и сел рядом с моряками. Они болтали и смеялись. Ксандер посмотрел на них. Это были большие и сильные люди, и он чувствовал себя спокойней рядом с ними. Ксандер растянулся на песке, положив руки под голову, и почти тотчас заснул.
Если бы рыжеволосая Андромаха не провела эти два года на острове Тера, то не смогла бы понять, насколько скучной могла бы стать ее жизнь. Она размышляла над этим, стоя на балконе презренного дворца, выходящего на бухту Голубых Сов. Девушка не могла вспомнить, что скучала, когда была ребенком, играя в садах прекрасного дворца своего отца в Фивах у горы Плака и бегая на пастбищах в тени холмов. Тогда жизнь казалась такой беззаботной.
Наступление половой зрелости положило конец этим простым радостям, ее заперли в женских покоях дворца за высокими стенами, под пристальными взглядами старших матрон. Сначала Андромаха боролась с гнетущей атмосферой, потом все же уступила и привыкла к медленному, размеренному ходу событий и к спокойному, почти безмятежному существованию. Три ее младших сестры в конце концов присоединились к ней, для более миловидных, чем она, устраивали смотрины. Отец хотел выдать их замуж за наследников соседних государств, превратив в обычных самок, необходимых для продолжения рода. Их брак был простой сделкой, которую заключали ради прихоти или из политических соображений.
Андромаха была высокой, с дерзкими зелеными глазами – пугающими, по словам ее отца, и отталкивающей внешности. Когда ее представляли жениху, она тотчас гасила огонь желания в его глазах. Два года назад, когда ей исполнилось восемнадцать, отец решил сделать ее жрицей на острове Тера. Это не было актом милосердия. Храму требовались девственницы царской крови, чтобы исполнять необходимые ритуалы. Цари получали дорогие подарки за то, что посылали своих дочерей на служение в храм. Андромаху продали за два таланта серебра. Не так много, как отец получил за двух других дочерей, которые вышли замуж за царевичей из царской династии хеттов, и значительно меньше, чем обещали за ее младшую сестру, золотоволосую Палесту, если она станет женой троянского героя Гектора.
Все же отец был доволен, что эта простушка с холодными зелеными глазами принесла пользу его государству. Андромаха хорошо помнила ночь, когда он сообщил ей о предстоящей участи. Царь пригласил ее в свои покои, и они сидели рядом на позолоченной кушетке. Отец ездил на охоту в тот день – от него пахло лошадиным потом, на его руках засохла кровь. Ээтион никогда не был привлекательным мужчиной – даже когда был вымыт и одет в красивую одежду – сейчас он больше напоминал пастуха, чем государя. Его гиматий помялся, подбородок оброс щетиной, а глаза покраснели от усталости.
– Ты отправишься на Теру и станешь жрицей Минотавра, – сказал Ээтион. – Я знаю, что это будет трудное задание, но ты сильная девочка. – Она ничего не ответила, не сводя глаз с малопривлекательного мужчины, который был ее отцом. Ее молчание вывело Ээтиона из себя. – Вини в этом только себя. Многие мужчины любят откровенных женщин. Но ты не приложила никаких усилий, чтобы понравиться кому-то из женихов, которых я находил для тебя. Ни улыбкой, ни словом одобрения.